Шоколадный папа

Она набирает самый простой номер. Мобильный Юнатана. Ничего не говорит о таблетках. Пусть он приятно проведет вечер, она и так достаточно всего испортила. Не хочет мешать Юнатану.

— Пожалуйста, зайди ко мне после. Когда закончится концерт.

— Конечно. Обязательно зайду. — Его спокойствие. Как можно быть таким спокойным, когда внутри у Андреа все бушует? Вспоминает: он не живет в ней, ее бури его не касаются. Приятно знать это. Его штиль и ее буря. Но с другой стороны, это трагично — не разделять чувства друг друга.

Впрочем, всегда есть выбор, не так ли?

Например: восемь таблеток. Семь эскимо «Магнум». Шесть вальсирующих на шоколадной обертке пар. Пять криков о помощи. Четыре стакана воды. Три пальца в глотку.

Юнатан придет, но не скоро. Как только таблетки начинают действовать, набирая обороты, ожидание перестает быть невыносимым. Внезапно — голос Лувисы в телефонной трубке:

— Андреа, зачем ты это делаешь?

— Не знаю. — Приятные, протяжные слова. Все медленнее выбираются изо рта.

— Сколько ты приняла?

— Не опасное количество.

— Что значит — не опасное?

— Я ведь принимаю не так много, чтобы рисковать…

— Откуда тебе знать? Я позвоню в «скорую»…

— Я сама позвоню.

— Обещаешь?

Андреа не может лгать и потому звонит в «скорую». Приветливый голос: «Засуньте пальцы в глотку… Справитесь?» О да, с этим Андреа справится. Она едва не смеется. «Обещайте, что попробуете», — произносит голос. Андреа обещает и пробует. Приятно видеть, как мороженое выходит наружу, а вот таблеток жалко! Успокоиться. Набраться терпения. Есть разные способы… Есть более приятные способы терпеть то происходящее, преходящее, — я знаю, Лувиса, все пройдет, и тепло Юнатана тоже.

Андреа лежит, распластавшись на линолеуме, смотрит в потолок. Марлон нюхает ее нос, ложится рядом.

«Хорошо, что меня обижали в школе, это многому меня научило». Кто это сказал? Какая-то звезда на телевидении. Всех звезд обижали в школе, и эта была ужасно рада, что ей тоже не давали спуску. «Я сошла с небес на землю. Это было полезно. Я поняла, что надо знать свое место, что я ничем не отличаюсь от других. Это важно знать. Иначе так легко потерять голову… Поэтому я рада, что меня обижали, что все встало на свои места…»

Андреа лежит, прижавшись к полу, в потрясении. Собственноручно причинив себе вред. Оранжевая с головы до ног. На полу спокойно — в неудобной позе, рядом с телефоном, музыкальным центром, телевизором. Слезы совсем рядом, она вспоминает сцену в актовом зале. Андреа танцевала под песню Fame. Ей было девять лет. Она пела — что она пела? «You beautiful dreamer…» Садилась на шпагат. Импровизировала. Публика ликовала.

Всю следующую неделю она пролежала дома с высокой температурой.

Когда она вернулась в школу, ее встретили молчанием, к ней повернулись спиной. Хихиканье, шепот — разговоры вполголоса, как только приближается Андреа. Все выбирают соседей по парте: жеребьевку освистали. Андреа подходит к одной, другой: «Можно сесть с тобой?» Вздохи: «Я уже обещала Тине, Фриде, Ки. Или: „Здесь занято. Будет тесно!“ Во всех словах — молчание.

Андреа лавирует между парт. Взгляд случайно падает на страницу в открытой тетради. Тщательно спланированная кем-то случайность. Заголовок: „Лучшие в классе“. Далее список, где последней значится Андреа.

Не плакать до самого дома. Затем всплакнуть немного, пока Лувиса варит какао, намазывает бутерброды, нарезает сыр. Дает Андреа денег на шоколадку.

Андреа не хочется шоколада. Ничего не нужно. Рука поднимается, меняет диск, берет ручку, находит открытку с черно-белыми подсолнухами. Ручка касается белой поверхности: „Дисней Уорлд“. Кольца дыма. Скучаю». Тоска превыше всего. Андреа не может жить без нее.

Без тоски я никто.

Ничто.

Она думает о том, что Карл однажды, показывая ей кинопленки из «Дисней Уорлд», пообещал: «Мы поедем туда, только ты и я, Андреа», и она стала ждать этого дня, и до сих пор ждет. Слова Стефана Сундстрема опускаются на живот, забираются внутрь. «Не можешь любить — будь из камня». Шаги на лестнице, звонок в дверь. Плевать на отражение, она не станет приводить себя в порядок, скрывать дефекты. Она впускает Юнатана, его непривычное тепло. Внезапно все как прежде, он берет ее за руку. Она чувствует! Прикосновение. Она прикасаемая. Андреа есть, она существует.

Одинокая девушка, сцена и постель

Казалось бы, неважно, где стоять. Казалось бы, тебя везде видно. Но если стоишь на сцене, а перед тобой множество людей, которые молчат и слушают тебя, а ты экспериментируешь со своим голосом, читаешь с листа, на котором именно те слова, которые тебе нужны, — не требуется подыскивать и выбирать. Если ты стоишь и говоришь именно то, что хочется сказать, говоришь о том, каким видишь себя изнутри (в красивой и интересной форме), то хочется остановить мгновение, но это невозможно, и вот ты снова теряешь слова, тонешь в бессловесности, в пространстве, где тебя вряд ли видно.