Шолохов: эстетика и мировоззрение

Но Шолохов расширяет эстетические рамки фольклорного способа изображения человека, он становится более сложным и вовлеченным в систему авторского стиля, представляющего уровень развитой литературной традиции. Однако костяк, ориентация на объективную сторону воспроизведения как человека, так и действительности, привязывают Шолохова к фольклорной традиции.

– «Так было: июль знойный, на межах желтопенная ромашка, покос хлебов. Игнашке Бодягину четырнадцать лет. Косил с отцом и работником. Ударил отец работника за то, что сломал зубец у вил; подошел Игнат к отцу вплотную, сказал не разжимая зубов:

– Сволочь ты, батя…

– Я?!

– Ты…

Ударом кулака сшиб с ног Игната, испорол до крови чересседельней. Вечером, когда вернулись с поля домой, вырезал отец в саду вишневый костыль, обстрогал, бороду поглаживая, сунул его Игнату в руки:

– Поди, сынок, походи по миру, а ума-разума наберешься – назад вертайся, – и ухмыльнулся.

Так было…» [7, 222-223]

«Так было – косил… ударил… сломал… подошел… сказал… сшиб… испорол… вернулись… вырезал… обстрогал… сунул… ухмыльнулся… Так было». Эта крепкая связь отдельных состояний человека выражает в то же время понимание художником принципиальных отношений человека и мира. Это модель мира, где человек определен даже через свое физическое движение в пространстве. Кажется, ничто не может взорвать это эпически неподвижное бытие. Но действия, оказывается, изнутри наполнены особым психологическим содержанием, совмещающимся с нравственными представлениями и понятиями героев.

«Сказал, не разжимая зубов», – и перед нами характер человека, который в будущем при расстреле отца сможет сказать: «Не серчай, батя…» Или – «и ухмыльнулся» его отца, крикнувшего «с задором нескрытым» перед самой казнью: «Нно-о, Игнашка!.. Нешто не доведется свидеться!.. Идут с Хопра казаки вашевскую власть резать. Не умру, сохранит матерь божия, – своими руками из тебя душу выну». И не ответившего на «придушенное» Игнашкино «не серчай, батя…» [7, 224]

Сильные, крупные характеры разнятся по внутреннему гуманистическому содержанию, выраженному между тем в одних и тех же резких опосредованных формах психологизма через действие, жест, мимику.

Игнат Бодягин, поставленный в ситуацию – бросать или не бросать найденного в степи замерзающего мальчонку, жертвуя своей жизнью, по сути дела не имеет выбора. И выбор был сделан им уже тогда, когда он смог ответить отцу за удар работника.

Шолохов внешне как бы апеллирует к правде жизни, которая выражена будущими победителями, теми, кто представляет новую власть. Но писатель маркирует поведение своих героев не по линии каких-либо идеологических клише, но исходя из общих представлений о справедливости, правде. Здесь писатель фиксирует ту безусловную ситуацию, которая так или иначе легла в разделение народа на два лагеря: у каждого из них свое представление о правде и справедливости. Но для писателя понятно, что когда-то эта правда была едина, в новых исторических обстоятельствах она утрачена народным целым и требует теперь своего восстановления.

Смешно думать, что основу Красной армии формировали люди, которые поддались на уговоры Троцких и Штокманов или же были загнаны силой, хотя немало было и таких. Думать так – это принизить достоинство собственной истории и собственного народа до уровня деревенских разборок «стенка на стенку». Решались накопившиеся веками вопросы собственности, отношения к земле, личной свободы.

На русскую революцию необходимо смотреть как на грандиозный ответ реформам, начатым еще Петром Великим. Эта революция по сути дела объективно должна была стать и либерально-буржуазной и в определенной степени русской Реформацией и создать условия для подлинного российского Возрождения в историко-культурном смысле. Но история предложила свой вариант русского развития. Тот, который представлялся наименее вероятным, исходя из всех особенностей становления российской цивилизации, и который, в итоге, взорвал основную крестьянскую массу населения России, заставив пойти ее по пути создания утопического государства всеобщего благоденствия и процветания. «Молочные реки и кисельные берега», предложенные большевиками, абсолютно адекватно легли на внутреннюю потребность русского мужика устроить всеобщее счастье быстро и по одному лишь хотению. Конечно, и русская литература сыграла здесь свою трагическую роль, как писал об этом Н. Бердяев, постоянно напоминая народу, что он несчастен, угнетаем, обижен и оскорблен существующей властью.

Но вот что примечательно: в прямом отношении в первых своих вещах – «Донских рассказах» и «Тихом Доне» – Шолохов подчеркнуто несоциален и неидеологизирован. Конечно, у оппонента сразу появляется на языке название «Поднятой целины». Но объективное прочтение и этой, замыленной школьной программой книги, дает точно такой же ответ на самые существенные вопросы, как и «Тихий Дон» – катастрофа и гибель. Иначе говоря – неудачный проект. Как говорит дед Щукарь на партийном собрании, обращаясь к Кондрату Майданникову, – «в коммунизм ты, милок, прибредешь в слезах по пояс».