Читаем Шолохов: эстетика и мировоззрение полностью

В этом смысле нам близко утверждение следующего рода: «Фольклорное влияние мы видим в сюжетах, жанрах, лексике литературы и т.д. Но мы не всегда отдаем себе отчет в том, что народный тип бытия и миросозерцания неистребимо вгнездился в самое существо, в самую точку зрения литературы на мир, во все ее формы, жанры, структуры, направленные на жизнь, так что писатель не может и шагу ступить, и слова вымолвить, чтобы не включиться в сферу народного миросозерцания» [4, 31].

Уже в первом своем рассказе – «Родинке» – Шолохов дал явственно почувствовать свое отношение к народнопоэтическому творчеству. Взгляд останавливается на многочисленных инверсиях, пронизывающих художественную ткань рассказа. Вводная фраза сразу рождает своеобразный ритмический настрой: «На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневшей от сырой стены, спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона сидит» [7, 203].

Присмотревшись к структуре инверсии, можно увидеть, что это, как правило, двучленная инверсия, состоящая из предмета описания и эпитета. Далее в рассказе встречаются инверсии – «анкета, наполовину заполненная; глаза, в морщинках лучистых; спина, по-стариковски сутулая; коня, своего служивского; зубы кипенные; утром морозным; траву заплаканную; муть осеннюю; звоном серебряным» и т.д.

В некоторых работах эта особая структура фразы, порождающая определенный ритм повествования, отмечается как один из недостатков раннего творчества писателя. «Детская болезнь ритмизации посредством инверсий» [5, 67], – так выражался об этом И. Лежнев. Еще более решителен в оценках был Л. Якименко: «Это увлечение ритмом, напевностью приводило к нарочитости, вычурности, к коверканию естественного, свободного движения слов в предложении. В драматических сценах из-за этого нередко ослаблялась их сила и психологическая острота» [6, 65]. Подобного рода оценки в той или иной форме встречаются и у исследователей, которые в целом по-иному смотрят на первые опыты писателя. «Местами инверсии, рубленая фраза, натуралистическая нарочитость выступают и как дань литературной моде и как следствие творческой неопытности» [7, 20], – пишет А. Хватов.

На наш взгляд, более прав В. Скобелев, который утверждает, что инверсия, встречающаяся в «Донских рассказах», – это «инверсия фольклорного происхождения, выводящая к традициям плача и народной песни» [8, 264]. Добавим, что инверсия встречается не только в плачах и песнях, но также в былинах, сказках, практически во всех жанрах фольклора.

Нельзя не заметить, что работа Шолохова над стилем некоторых «Донских рассказов» происходила вполне осознанно именно в плане большего насыщения текста инверсированными предложениями. Например, если в рассказе «Коловерть» в издании 1925 года было – «дымчатым маревом плыл сладкий запах», то в издании 1926 года – «маревом дымчатым струистым плыл сладкий запах». Примеры эти можно было бы умножить. Однако этим изменениям почти везде дается та же интерпретация, что и у И. Лежнева: это дань «литературной моде», «стремление к распространной в то время… сказовой манере письма» [9, 421].

Шолохов и в своей дальнейшей литературной деятельности не избегал данного стилистического приема, что заставляет видеть за подобным постоянством вовсе не затянувшийся период ученичества, а определенный эстетический принцип. Уже в «Донских рассказах» мы обнаруживаем основу, на которой произрастают инверсии и другие «заимствования» из народнопоэтического творчества. Основа эта состоит, как неоднократно говорилось выше, в воспроизведении писателем народного взгляда на жизнь. Авторская речь в «Донских рассказах» стремится отдаться объективному, приближенному к народному, повествованию о бытии. Этот же принцип работает у Шолохова в других его произведениях – «Тихом Доне», «Поднятой целине», «Они сражались за Родину», «Судьбе человека». Шолохов использует для этого сам материал фольклора, его язык и стилистические структуры воспроизведения действительности в народном творчестве.

На всех этажах художественной структуры рассказов – интонационном, лексическом, синтаксическом, на всех уровнях построения образа – жизненные аналогии, миропонимание, эстетический идеал, сам тип художественного мышления, пересоздающий действительность – все это у Шолохова неразрывно связано с народнопоэтическим творчеством, с народной психологией и идеологией, отразившимися в нем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное