Шолохов: эстетика и мировоззрение

Подарив изданную в 2012 году Шолоховскую энциклопедию многолетнему заведующему кафедрой русской литературы Вильнюсского университета, участнику первых шолоховских чтений в станице Вешенской, глубокому знатоку «Тихого Дона» профессору Ивинскому П. И., я услышал от него поразившую меня оценку. «Вот, – сказал он, – сколько каждому из вас, авторов энциклопедии, помогал Шолохов стать известными исследователями, стать настоящими людьми в высоком смысле слова, наконец, вы помогли самому Шолохову».

Наверно, профессор сформулировал главный импульс, лежавший в деятельности большого коллектива авторов энциклопедии, в расширенном, правда, виде – помочь не только любимому писателю, но всей русской литературе, русской культуре, находящимися сейчас в положении если не приниженном, но, безусловно, не являющемся приоритетным для современной России. Парадоксально, но мысль, высказанная писателем в далеком (около 50 лет назад) разговоре с сыном, что в стране, тогдашнем СССР, продолжаются процессы, начатые событиями 1917 года, («Когда там по вашим учебникам гражданская закончилась? В 20-м? Нет, милый мой, она и сейчас еще идет. Средства только иные. И не думай, что скоро кончится») не кажется столь уж экстравагантной применительно и к нашему времени, к сегодняшнему состоянию России.

Понимать всю эту современную коллизию надо в широком историческом контексте – от необходимости сохранения исторического тела России до спасения основ тысячелетней культуры, сохранения самого русского человека. По существу Шолохов предвидел те коллизии, в которых очутились все мы, дети советской России, сейчас, в разбежавшемся уже XXI веке, отмерившем России уже почти четвертьвековую эпоху перехода из положения одной из главных мировых держав в выталкиваемую всеми возможными антирусскими силами на задворки истории и цивилизации страну.

Что-то делалось нами не так, к каким-то советам и ответам, данным Шолоховым еще в «Тихом Доне», мы не прислушались и не пригляделись. Может, настало время заново перечесть нашу великую классику от Пушкина до Шолохова и по ним выстраивать путь развития страны, а не по кривоватым и убогим лекалам современной постмодернистской культуры? Той культуры, которая угнездилась в современных геополитических проекциях евроатлантистов, в самом образе мысли людей западной цивилизации (как тенденция), в созданных новых исторических постмодернистских концептах – во всем том, что составляет квинтэссенцию современного западного мира и которая незаметно, но упорно продирается на авансцену русской жизни.

Но тогда, приняв правила этого мира, придется принять все, что составляет его сегодняшнюю суть – торжество однополой любви, сиротство теснящихся на задворках либерального тренда христианских максим и самого христианства, беззастенчивое обнажение всех человеческих пороков и темной стороны души человека, попустительство совершению всех возможных преступлений против самого духа разумного и просвещенного человечества, стремящегося, как думалось ранее, неустанно к победе доброго над злым, светлого над темным, морали над грехом. И тогда – главное – придется «подпевать» торжествующей песне, распеваемой на разные лады, что главное событие прошлого века все же свершилось: исчезла «империя зла», коя и мешала человечеству вмиг очутиться в состоянии всеобщей благости и счастья в его постмодернистском и постхристианском разливе [1].

Но то-то и оно, и с каждым годом это становится все отчетливее для каждого честного наблюдателя, что разрушенная страна, СССР, в ее духовной, утопико-титанической попытке реализовать нечто вроде царства справедливости на земле, была чуть ли не последней надеждой человечества дать ему вектор развития, замешанного не на поклонении «золотому тельцу», но напоминающему ему об истинной, высокой природе человека, ставящей рафаэлевскую мадонну все же впереди черного квадрата и «генитально-актуального» искусства, сублимирующего все то, что, казалось, было уже отвергнуто человечеством на его пути к культурному и социальному прогрессу.

Самое страшное, что произошло после разрушения Советского Союза, так это то, что убит был сам идеал жизни, стремление к нему, а именно это всегда было определяющей, важнейшей задачей для русской культуры и русского человека.