Шолохов: эстетика и мировоззрение

Как бы там ни было, но шолоховский герой, и это особенно хорошо видно на примере Григория Мелехова, был вынужден включиться в непосредственное участие в социальные процессы, в делание истории. Мало кто спрашивал о его желании, не руководствовался он и какими-то специальными соображениями вроде построения рая земного на земле, не числился он и по разряду идеалистов. Да, неразвитость, да примитив (с точки зрения субъективного, «атомистического» сознания), но поставленный историческими обстоятельствами в такие условия, когда необходимо было принимать решения, через кровь и страдания обдумывать выстраивающуюся помимо его воли историческую действительность, он смог создать в итоге свой внутренний сложный мир, где, правда, помимо трагических переживаний не было иной почвы для формирования его самосознания и расширения личности.

Эта индивидуальность, как бы внешне она ни выглядела далекой от всего того, что прежде было до нее в литературе, представляет собой новую ступень в развитии «социал-атомистической» сущности человека, основанной на раскрытии его «социал-органической» онтологии.

«Очарование человека», воплощенное писателем в образе Григория, и возрождено было к своему художественному бытию тем, что от показа конкретно-исторических, социально-точных трагедийных ситуаций жизни своего героя художник поднялся к общечеловеческим, предельно широким – «органическим» в природном и культурно-историческом смыслах – суждениям о природе человека, его перспективах.

Однако нас в первую очередь интересует момент перехода общефилософского, общеисторического подхода писателя в систему эстетических категорий, в существо э с т е т и ч е с к о г о в его творчестве. Теоретическому и методологическому рассмотрению этой проблемы посвятил немало страниц в своем труде «Своеобразие эстетического» Д. Лукач.

Обнаруживая в качестве основного источника эстетического отношения не «эстетическое суждение» (И. Кант), а «эстетическое переживание», Д. Лукач утверждает, что высшая цель произведения – «отразить связь человека со всем родом» [6, 236]. В понятии родового он исходит также из идей К. Маркса: «Понятие «человеческого рода у Маркса в своем реальном содержании есть нечто постоянно социально-исторически изменяющееся, чуждое и мертвенной «всеобщности», изъятой из процесса развития, и абстрактно-общему, противопоставленному и единичному, и особенному. Род находится постоянно и объективно, и субъективно в центре процесса, как никогда не остающийся равным себе результат взаимодействия между большими и малыми, более или менее примитивными и высоко организованными обществами, включая дела, мысли, чувства отдельных людей, которые в своей совокупности вливаются в этот процесс, изменяя его конечный результат и формируя его. Маркс решительно подчеркивает единство индивида и родовой сущности» [6, 205]

Смысл развития искусства как особой формы осознания себя родом прокладывает свою дорогу независимо, по мнению Д. Лукача, от субъективных воззрений художника, от степени осознанности процессов художественного творчества. Адекватность воссоздания «бытия-для-всех» в отличие от «бытия-для-себя» зависит – в этом необходимо согласиться с Д. Лукачем – от того, насколько верно и глубоко художник передал «многообразие и богатство действительной жизни» [6, 235]. В силу этого не существует прямой зависимости между непосредственным предметом изображения в художественной деятельности и глубиной и силой выраженного всеобщего, родового начала. Главный пункт имманентного противоречия в суждениях об эстетическом выражении родового начала в искусстве связан с особенностями и спецификой выражения (репрезентации) субъективности, индивидуальности человека. Не затмевает ли то, что мы называем «родовой сущностью человека», неповторимое своеобразие человеческой личности, уникальность его внутреннего, духовного мира, воплощающиеся в художественном творчестве?

Нет, утверждает Д. Лукач: «Для эстетической субъективности специфично то, что эта направленность осуществляется первоначально не только в субъекте, но объективируется в «мире» произведения… Лишь выход за пределы партикулярности субъекта может возвысить субъективно вырабатываемый миметический образ до уровня специфической объективности эстетического» [6, 210].

В э с т е т и ч е с к о м происходит «снятие» субъективности индивида, не подвергая отрицанию или уничтожению эту субъективность. Диалектика художественного заключается в том, что без нее, этой субъективности, невозможно полноценное осуществление родового, объективного. Каждое воспроизведенное в эстетическом целом отдельное сознание «становится частью объективного родового бытия» [6, 207].