Обретенное право голоса и суждения о жизни имели по существу все признаки сформировавшегося нового типа гуманизма. Мы не имеем в виду тот самый ложно обозначенный
Но был еще тот гуманизм, который позволял выходцу из деревни, рабочему пареньку получить достойное образование (не будем забывать, что почти два десятилетия в советских вузах, несмотря на постоянные чистки и репрессии, основу преподавательских кадров составляли блестящие специалисты, подготовленные еще в царской России) и преобразовывать действительность.
Приобретенный русским народом дух исторического творчества, невзирая на сопутствующие жесточайшие процессы репрессивного рода, позволил вырваться наружу пассионарной энергии невиданного масштаба. Именно эти историческая субъектность и ярко выраженная пассионарность, переходящая в личную жертвенность, позволили СССР (России) победить в Отечественной войне (второй мировой), хотя, казалось, шансов у нее было не очень много.
У Мих.Лифшица есть на сей счет любопытное рассуждение: «Мне и сейчас иногда приходит в голову, что «смирение» перед реальной историей необходимо… Но есть и другое смирение, родственное религии. Чем больше участие в историческом процессе слепого порыва, тем чаще смиряется человек перед темным, иррациональным ходом своей собственной истории, тем чаще телега жизни катит по живым телам и тем шире нужно раздвинуть ножки циркуля, чтобы увидеть в самой широкой абстракции общий смысл совершающихся событий» [4, 251-252].
Мыслитель не раз и не два ссылается на некую «иррациональность», с которой происходили трагические события в советской истории, связанные с массовыми репрессиями, и объясняет, чуть ли не метафизически, их
Трудно сказать, до какой степени этот баланс между правом на сознательную, исторически определенную индивидуальную жизнь (пусть даже и в первоначальных, примитивных формах), полученной абсолютным большинством народа, и ощущением явной несправедливости, произвола, деспотизма со стороны правящего класса, уравновесился бы в СССР, если бы не случилось войны с Германией. Были бы возможными изменения в виде социального взрыва или эволюционным путем, – все эти соображения оставляем на долю фантазирующих историков.
Место Отечественной войны в духовном развитии России до сих пор нуждается в особом ее осмыслении. Даже та ожесточенность, с которой Запад в последние несколько лет стремится поставить на одну площадку Сталина и Гитлера, обвинить СССР в развязывании второй мировой войны, разрушить саму память о войне с победами Красной армии, считая ее виновной в самых ужасных преступлениях войны – чуть ли не в Холокосте и уничтожении мирного населения освобождаемых стран Европы, – говорит о новом идеологическом столкновении России и западной цивилизации.
В России эта последняя война считается – и справедливо – наивысшим проявлением этнической силы и духовности русского (советского) народа. Какой, собственно, и одержал победу в той ужасной войне, и отказ, принижение роли своего народа и своей страны в ней – это было бы непоправимой, фатальной ошибкой, которая уничтожила бы реальную основу нашей русской идентичности.