Читаем Шолохов: эстетика и мировоззрение полностью

Обретенное право голоса и суждения о жизни имели по существу все признаки сформировавшегося нового типа гуманизма. Мы не имеем в виду тот самый ложно обозначенный пролетарский гуманизм, какой предполагал беспощадность по отношению к представителям прежнего господствующего класса и защиту интересов большинства народа. (Здесь же заметим, что одна из онтологических проблем нового советского общества на территории исторической России и заключалась в том, что класс пролетариата, который, так или иначе, но сформировался к середине 30-х годов, не приобрел никаких фактических прав и никоим образом не влиял на развитие социума, на исторические и политические процессы в нем. СССР был управляем определенного рода элитой, недостаточная культурная и интеллектуальная база которой, законы и порядки смены поколений в ней, фактически привели весь этот реальный класс, управляющий Россией, к вырождению – абсолютному, почти по африканскому образцу, что стало главной причиной разрушения СССР).

Но был еще тот гуманизм, который позволял выходцу из деревни, рабочему пареньку получить достойное образование (не будем забывать, что почти два десятилетия в советских вузах, несмотря на постоянные чистки и репрессии, основу преподавательских кадров составляли блестящие специалисты, подготовленные еще в царской России) и преобразовывать действительность.

Приобретенный русским народом дух исторического творчества, невзирая на сопутствующие жесточайшие процессы репрессивного рода, позволил вырваться наружу пассионарной энергии невиданного масштаба. Именно эти историческая субъектность и ярко выраженная пассионарность, переходящая в личную жертвенность, позволили СССР (России) победить в Отечественной войне (второй мировой), хотя, казалось, шансов у нее было не очень много.

У Мих.Лифшица есть на сей счет любопытное рассуждение: «Мне и сейчас иногда приходит в голову, что «смирение» перед реальной историей необходимо… Но есть и другое смирение, родственное религии. Чем больше участие в историческом процессе слепого порыва, тем чаще смиряется человек перед темным, иррациональным ходом своей собственной истории, тем чаще телега жизни катит по живым телам и тем шире нужно раздвинуть ножки циркуля, чтобы увидеть в самой широкой абстракции общий смысл совершающихся событий» [4, 251-252].

Мыслитель не раз и не два ссылается на некую «иррациональность», с которой происходили трагические события в советской истории, связанные с массовыми репрессиями, и объясняет, чуть ли не метафизически, их первопричину (что иной раз приходило в голову и автору настоящей книги). Но если обратить внимание только на два имени в истории советской литературы – Платонова и Шолохова, то становится очевидным, что никакой абсолютной пассивности, безгласного терпения, мы не обнаруживаем. Оба гения русской литературы показывают, как сложно, неоднозначно шел процесс и становления рефлексии в сознании «безмолвного» до этого большинства народа в России, и какие особые формы оценки действительности вырастали из этих рефлексий.

Трудно сказать, до какой степени этот баланс между правом на сознательную, исторически определенную индивидуальную жизнь (пусть даже и в первоначальных, примитивных формах), полученной абсолютным большинством народа, и ощущением явной несправедливости, произвола, деспотизма со стороны правящего класса, уравновесился бы в СССР, если бы не случилось войны с Германией. Были бы возможными изменения в виде социального взрыва или эволюционным путем, – все эти соображения оставляем на долю фантазирующих историков.

Место Отечественной войны в духовном развитии России до сих пор нуждается в особом ее осмыслении. Даже та ожесточенность, с которой Запад в последние несколько лет стремится поставить на одну площадку Сталина и Гитлера, обвинить СССР в развязывании второй мировой войны, разрушить саму память о войне с победами Красной армии, считая ее виновной в самых ужасных преступлениях войны – чуть ли не в Холокосте и уничтожении мирного населения освобождаемых стран Европы, – говорит о новом идеологическом столкновении России и западной цивилизации.

В России эта последняя война считается – и справедливо – наивысшим проявлением этнической силы и духовности русского (советского) народа. Какой, собственно, и одержал победу в той ужасной войне, и отказ, принижение роли своего народа и своей страны в ней – это было бы непоправимой, фатальной ошибкой, которая уничтожила бы реальную основу нашей русской идентичности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное