Читаем Шолохов: эстетика и мировоззрение полностью

Таким образом, проблема идеала в искусстве тесно связана с понятием идеального в целом. Важное место эти вопросы занимали в деятельности большинства философов и искусствоведов, начиная с античности. В определенном смысле постановка проблемы идеального в искусстве имеет как бы мнимый характер. В искусстве в с е является идеальным, то есть имеющим отношение к духовной деятельности человека. Гегель замечал: «В подобном содержании, предлагаемом нам искусством, нас заинтересовывает именно то, что эти предметы в их видимом проявлении порождены духом, превращающим внешний и чувственный характер всего материала в нечто глубочайше внутреннее» [2, 171].

Тем более актуально это для литературы, где само слово является сгустком идеального, отражая нечто единичное через уже присущее ему, слову, обобщение, генерализованное представление о явлении, предмете, природном явлении, самом человеке.

В идеале имплицитно присутствует потенция абсолюта, ориентация на абсолютное. Эта одна из граней обобщенного содержания, ориентированного на будущее, присутствующего в произведении искусства. Литература обладает уникальной возможностью прямо заявить о содержании идеала, выразить который она стремится. Такая установка на артикуляцию неких идеальных представлений была присуща творчеству практически всех русских писателей, что особенно ярко проявилось у Толстого и Достоевского, когда жажда идеала, тоска по нему, объяснялись не только «словом героя» или через героя лишь, но и прямым авторским суждением, его «голосом». У Толстого это приобретало характер реализации по-своему опрокинутой в прошлое современной эстетики постмодернизма, когда комментарии и авторские объяснения помещались непосредственно за художественным текстом, примыкали к нему (историософские рассуждения в «большом» тексте «Войны и мира»)2.

Достоевский заставлял говорить об идеале ряд героев как бы и от своего имени, рискуя правдоподобием и художественностью.

Самый существенный вопрос, которым задается исследователь «идеальности» русской литературы – это то, как она порождается непосредственно в процессе развития самой литературы и как она коррелируется с историческим потоком.

Можно утверждать, и так по крайней мере это видится критически настроенным исследователям, что советская литература априорно постулировала требование соответствующего идеала – идеального («положительного») героя и самой жизни, отношений между героем и жизнью, исходя из догматических идеологических предпочтений. И примеров такого рода предостаточно. Но если речь идет о советских писателях первого плана, то данный подход работает не в полном объеме. Русский язык, традиции отечественной культуры, ориентация на философско-содержательное описание действительности, наследование самобытной философичности русской литературы, моральный дискурс, верность идеалам правды и добра, упорно проповедавшимися всей классической традицией – не могли не менять идеологический дискурс советской литературы. Как только мы говорим о настоящем писателе, то мы, как правило, видим нарушение им законов идеологического целеполагания, приводившего чаще всего к конфликту с официальной позицией и драматически влиявшего на судьбу такого писателя. Или же, игнорирование этих законов, подстраивание к догматическим идеологемам приводили к художественной или даже прямой гибели писателя, что мы видим на примере А. Фадеева.

С точки зрения литературной теории мы должны внимательнее присмотреться к тем художникам, какие прошли сквозь Сциллу и Харибду советской идеологии и цензуры и сохранили, дальше продлили существование тех идеалов, которые, как очевидно, пестовались на протяжении тысячелетней истории русской словесности. К таким писателям, как Шолохов.

Как нам представляется, подобный подход к идеальному, а также к проблеме идеала в искусстве, позволяет говорить об исторически изменчивых формах идеала в художественной деятельности человека предметно. Так понятый идеал будет содержать в себе тот аспект общественного содержания, без которого он всегда будет оставаться ложной и пустой выдумкой при всем блеске внешнего выражения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное