Шолохов. Незаконный

Отдельной книгой первый том «Тихого Дона» в переводе на немецкий был опубликован ещё в октябре 1929 года в издательстве компартии Германии «Литература и политика». Переводчица Ольга Гальперн рассказывала, что ни одна переводная книга в Германии тогда не пользовалась таким успехом, как роман Шолохова: «…для миллионов немцев его “Тихий Дон” стал поэтическим и философским откровением…»

Тираж был стремительно раскуплен, и дабы удовлетворить читательский спрос, начались перепечатки романа в газетах по всей Германии. Первый том «Тихого Дона» печатался с 30 октября 1929 года по 27 марта 1930 года в газете «Кемпфер» (г. Хемниц), с 3 ноября по 26 марта 1930 года в «Трибюне» (г. Магдебург), с 3 декабря 1929 года до конца апреля 1930-го в «Социалистической республике» (г. Кёльн), со 2 января до конца мая 1930 года в газете «Арбайтервилле» (г. Зуль), с 25 февраля до 30 июня 1930 года в «Гамбургер фольксцайтунг»; и это не весь список.

В январе 1930 года «Тихий Дон» вышел отдельной книгой в Париже в переводе на французский. Опубликовало книгу издательство «Пайо». Во Франции повторилась немецкая история: роман вызвал огромный интерес, который не успело удовлетворить печатное издание, имевшее всего пятитысячный тираж.

Центральный орган французской компартии, газета «Юманите», заключила договор с «Пайо» о перепечатке романа. 2 марта «Юманите» дала на первой полосе портрет Шолохова с пояснением: «Великий писатель современности, истинно русский поэт, вышедший из гущи народа». С 25 марта по 14 июля 1930 года, в 97 номерах, был опубликован первый том «Тихого Дона». Тираж «Юманите» составлял сто тысяч экземпляров. Совокупные тиражи дюжины немецких газет, печатавших первую книгу «Тихого Дона», были ещё выше. Французский писатель и коммунист Анри Барбюс прочитал «Тихий Дон» в корректурных гранках – и был в совершенном восторге. «Отмеченный знаком вечности» – так он сказал о романе Шолохова.

В апреле центральный орган компартии Чехии газета «Руде право» опубликовала перевод статьи Серафимовича о Шолохове, пояснив от редакции: «“Тихий Дон”, бесспорно, одна из самых выдающихся книг, которые появились на книжном рынке в СССР». В ноябре 1930 года, в Праге, в коммунистическом издательстве К. Борецкого вышла первая книга «Тихого Дона» в переводе на чешский. Вскоре в чехословацкой прессе последовала череда восторженных рецензий на роман.

Так начиналось шолоховское вхождение в мир.

* * *

19 июля 1930 года в гости к Шолохову приехали долгожданные гости – Евгения Левицкая и её сын Игорь. Днём позже, следом – ближайший товарищ Вася Кудашёв.

Левицкая оставит важные заметки о той поездке. Только женщина оказалась способна так цепко выхватить многие детали.

«Бросили в РИКе вещи и спрашиваем председателя, как найти Шолохова. “А он уже несколько раз приходил, справлялся, не приходила ли машина”… Пошли – и столкнулись с М. А. По первому взгляду трудно узнать обычного, московского Шолохова. Этот – почти бритая голова, майка, чирики на босую ногу. Загорелый, крепкий, ну и, конечно, неизменная трубка в зубах. Передавая наши дорожные впечатления, дошли до “отметного” дома. Только и отметина, что высокая антенна да новенький забор у палисадника. Через полчаса сидели мы за столом и насыщались чудесно зажаренными куропатками, пили чай…»

Питались Шолоховы с малоросским размахом.

«Кормили нас, – признаётся Левицкая, – и стерлядью, и молодым барашком, дикими утками, куропатками, цыплятами. Подкладывали, не спрашивая согласия, а после обеда обязательно пили холодное молоко…» – стол минимум наполовину состоял из охотничьих трофеев хозяина.

Левицкая настаивала: «Его знаменитый “собственный” дом, о котором литературная братия распускала всё время сплетни (“Шолохов построил себе дом…”), мало чем отличается от обычных домов Вёшенской станицы.

Три комнаты, по московскому масштабу очень низких, передняя с лежанкой, застеклённая галерейка – вот и всё великолепие шолоховских хором. Кухня и все хозяйственные кладовушки помещались “в низах” – помещение под домом, очень чистенькое, с русской печью и прочим, как полагается в деревне. Здесь заправляет всем “бабушка Даниловна” – мать М. А.».

«Никогда не сказала бы, что это кабинет молодого писателя! Маленькая комнатка; кровать, над которой на ковре развешано огромное количество самого разнообразного оружия; несколько ружей, казачья шашка в серебряных ножнах, нагайка с рукояткой из козьей ножки, ножи, револьверы».

(В другой раз, новые уже гости пересчитали оружие: четыре ружья, два револьвера и кавказская сабля в серебряных ножнах.)

«В углу этажерка с пластинками для патефона, письменный стол, шкаф с книгами в хороших переплётах. Книги почти все дореволюционного издания, классики, критики: Толстой, Тургенев, Герцен, Белинский, Бунин, Андреев, Блок».

«На письменном столе нет привычных нашему глазу вещей: письменного прибора и прочего, стоит чернильница и лежит ручка, да останавливает внимание только жёлтый портфель, туго набитый, очевидно бумагами. Это единственный предмет, который хотя бы косвенно намекает на “профессию” хозяина комнаты».