Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Телят ростят вместе с детишками в хате, от детишек отрывают молоко телёнку и наоборот. Вам понятно, конечно, какое воздействие на психику колхозника производит вид дохнущего по дорогам скота.

Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь всё это своими глазами, когда ходишь по колхозным конюшням, мимо лежащих лошадей; когда говоришь с колхозником и не видишь глаз его, опущенных в землю.

По слободам ходят чудовищно разжиревшие собаки, по шляхам валяются трупы лошадей. А ведь зима не дошла и до половины.

т. Сталин! 10 пудов зерна на лошадь или быка, даже не зерна, а отрубей или отхода, спасут оставшийся скот. Но в крае, видимо, забыли арифметику и не учитывают того, что 10 п. зерна стоят 10 рублей, а лошадь – 150–200.

Пошлите комиссию в б. Донецкий округ и Вы убедитесь в достоверности того, что я Вам сообщаю».

* * *

Едва письмо достигло адресата, Шолохова вызвали в Москву.

С вокзала автомобиль привёз его на Малую Никитскую, 6, в особняк, приготовленный для Горького. Предположительно Горький должен был окончательно вернуться в СССР ранней весной. Гостя встретил начальник секретно-оперативного управления, а по факту руководитель ОГПУ Генрих Григорьевич Ягода – Сталин дал ему поручение разобраться.

В 1929 году Ягода занимался делом Трудовой крестьянской партии, в прошлом, 1930-м, – делом «Пищевого треста», по которому проходил ряд организаций, виновных в голоде, и, наконец, делом Промпартии – о вредителях. Описанное Шолоховым в письме было непосредственной сферой деятельности Ягоды.

На допрос или на беседу в ОГПУ вызвать известного писателя – перебор: замкнётся и не станет говорить. Но не в ресторан же идти, не в редакцию журнала «Октябрь» и не на конспиративную квартиру! Дом Горького – который вскоре станет постоянным местом для общения Сталина с литераторами, – идеально подходил для этой цели.

Ягода был хорошо знаком с Горьким: в июне 1929-го организовал его поездку в Соловецкие лагеря особого назначения, где они насыщенно провели время. Затем находились в плотной переписке – вплоть до того, что Горький отправлял Ягоде копии своих писем Ромену Роллану, как бы вводя в курс интеллектуальных споров. Ягода вырос в Нижнем, и в письмах Горький называл его «мой дорогой землячок».

Содержание разговора и обстоятельства встречи Шолохова с Ягодой неизвестны, но предположить возможно.

Шолохов рассказал, что творится на Дону, Ягода что-то записал, что-то запомнил.

Выпили чаю – или, допустимо, чего-то покрепче.

В процессе разговора Ягода, усмехаясь, скажет Шолохову:

– Миша! А всё-таки вы – контрик! Ваш «Тихий Дон» ближе белым, чем нам!

Шолохов спокойно ответит:

– Нет. Я пишу правду. Моя книга беспощадна и к самому казачеству.

Ягода смерит дерзкого казака чуть насмешливым взглядом и спорить не станет.

Назвав собеседника «Мишей», но при этом жёстко оценив его роман, Ягода как бы сообщал несколько вещей сразу. Товарищ Сталин, судя по всему, доверяет тебе. Он направил меня заниматься разбором твоего письма, подобных которому ни один советский писатель Сталину не пишет. Но я своё мнение о тебе сложил и скрывать его не собираюсь. Так что, если будешь мне врать и пытаться водить партию за нос, я всё пойму и в случае необходимости приму меры.

Шолохова, впрочем, никакими явными или скрытыми намёками было на напугать. Он попросит у партии немедленной помощи для исправления ситуации на Верхнем Дону.

Помощь обеспечат.

Шолохову предложат писать о самых болезненных вещах, происходящих на Дону, в газету «Правда» – главный партийный печатный орган.

Это было, безусловно, сталинским решением: больше демократии, товарищи.

* * *

В начале апреля Шолохов с Луговым снова объезжали окрестности, наблюдая за подготовкой посевной. Побывали на хуторах Варваринском и Верхне-Чирском, в Казанской, Мигулинской, Шумилинской станицах.

Вернувшись, Шолохов снова взялся за роман про Семёна Давыдова, одновременно готовя огромный очерк в «Правду». Первый вариант очерка газета отклонила: слишком жёстко. Текст переправили в крайком партии – принять меры. Там в очередной раз поняли: с этим Шолоховым ещё придётся натерпеться. До «Правды» добрался!

В конце апреля писатель совершил повторный объезд верхнедонских хуторов и станиц. На этот раз – с заведующим земельным отделом Вёшенского района Иваном Григорьевичем Шевченко. Тем самым, что на собрании, где рассматривали кандидатуру Шолохова для принятия в партию, сетовал: про рабочих мало пишете, товарищ писатель. Шолохов обиды не затаит и с этого Шевченко срисует секретаря райкома Ивана Нестеренко во второй книге «Поднятой целины».

В Москве тем временем состоялась долгожданная премьера «Тихого Дона». Московские кинотеатры «Уран», «Горн», «Унион» вывесили афиши. Москвичи поспешили за билетами: нашумевший роман донского писателя – на экране!

Немногие советские писатели успели тогда удостоиться экранизации. Однако успех вышедших в середине 1920-х фильмов «Аэлита» по Алексею Толстому и «Сорок первый» по Борису Лавренёву мог обещать и Шолохову новую волну интереса к роману.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное