Читаем Шолохов. Незаконный полностью

«…становилось страшно за машину, когда, нарвавшись на клёклую, столетиями уплотнённую землю, трактор глухо и злобно рычал и, будучи не в силах разодрать лемехами плугов слежавшуюся грудину степи, становился как лошадь на дыбы; рёв мотора достигал всё большего напряжения и звучал непотаённой и ярой угрозой. Казалось, что опутанная жилистой сеткой травяных корневищ земля не пустит дальше плуга. Но ещё какой-то толчок напряжения, и трактор медленно опускался, туго двигался вперёд, и на сторону, как сражённые насмерть, тихо отваливались серебристо-глянцевитые пласты земли, кровоточа белой кровью перерезанных корневищ ковыля и разнотравья».

Заметно, что Шолохов, как тот трактор, медленно набирает силу, чтоб сказать о наболевшем и встряхнуть всех причастных.

«В прошлом году в ряде колхозов волынили, по нескольку дней не выезжали на работу, а вспухшая, алчущая обсеменения земля сохла, одевалась чёрствой коркой и осенью жестоко мстила недородом за несвоевременный посев».

А сейчас пойдут конкретные примеры.

«Из-за того, что вовремя не успели обеспечить сеялку семенами, простаивают тракторы, бездельничают люди. К вечеру приезжаем в зерносовхоз № 8. В зерносовхозе прорыв: не успели обеспечить участки семенным зерном. Часть зерна находится на полпути от станции, в пятидесяти километрах от главного участка. Идёт переброска зерна тракторами, в то время как подошла пора бороновать зябь, земля перестраивается, дорог каждый час».

«Зерно необходимо было завезти зимой до весенней распутицы, когда дороги становятся непроездными. Участки должны были обеспечить себя всем необходимым до начала сева. На самом же деле на ряде участков, отдалённых от мастерской расстоянием в несколько десятков километров, зачастую не имеется самого необходимого. Единственный механик сидит на участке, а у тракториста, работающего где-нибудь в поле, нет под руками даже французского ключа. Малейшая неполадка в моторе, – нечем отвинтить гайку, – надо бросать трактор и пешком идти на участки».

«Точного представления о сути сдельщины никто – зачастую даже руководители колхозов – не имеет. Надо сказать, что политический уровень колхозного актива очень невысок».

Далее Шолохов возвращается к тому, о чём писал Сталину.

«Пожилой казак сдвигает на лоб малахай, горестно машет рукой.

– Какое уж там соревнование! Половина скотины лежит… Задание – и то не выполняем… Стыдобушки не оберёшься! Веришь, кусок хлеба в горле становится, как глянешь на быков!»

«Быков криками и кнутами поднимают гнать на водопой. Первый бык, дойдя до пахоты, подгибает передние ноги и ложится.

– Цоб! Цоб, белоноздрый! Цоб, проклятый! – надрывно кричит молодая казачка, пиная быка остроносым чириком. К быку подходят трое парней; они орут и хлещут кнутами по звонким бычиным кострецам. Бык судорожно порывается встать и снова обессиленно роняет на борозду голову, круглым замученным глазом смотрит на небо. Парни за хвост с трудом поднимают быка; он несколько секунд качается, не решаясь сделать первый шаг, потом идёт, и ноги у него волочатся как привязанные. Падает ещё несколько быков. И опять около них шум, крики…

А до пруда два с половиной километра. Наполовцы упустили ближний пруд, не доглядели, как размыло плотину вешней нагорной водой, и теперь скот приходится гонять за два с половиной километра. Огромная потеря времени и дорогой энергии тягла и людей.

Уполномоченный райпарткома, отойдя с нами, тихо говорит:

– Корму осталось на одну дачу. Ночью быки будут стоять голодные. Завтра не на чем работать».

К финалу очерка Шолохов, наконец, сообщает об итогах своего письма к Сталину и общения с Ягодой: «Краем отпущено было Вёшенскому району три тысячи центнеров концентрированных кормов. Две тысячи четыреста из них были розданы колхозам ещё зимой, а шестьсот центнеров оставлено про запас на глубинных пунктах».

Казалось бы, можно было спасти ситуацию, но…

«В районе проморгали с этим делом. А в разгар сева, когда ясно обозначился прорыв в кормах (например с Больше-Наполовским колхозом) и отсутствие кормов поставило сев под прямую и непосредственную угрозу, в районе всполошились: “Поезжайте, возьмите корма”. Тому же Больше-Наполовскому колхозу для того, чтобы перебросить дополнительно выданные 70 центнеров с Боковского глубинного пункта, надо было оторвать от работы в самое горячее время двадцать пар лучших быков и отправить их на три дня. Какую же брешь в работе образовывает такая, мягко выражаясь, непредусмотрительность!..»

Шолохов прямым текстом обвинял районную власть в головотяпстве.

«Мы имеем предупреждение: в прошлом году в районе, несмотря на раннюю весну, сеяли пропашные до… июня, и пропашные погибли».

И приводит цифры: кукурузы посеяно 1254 га – погибло 1195, проса посеяно 6688 га – погибло 4446.

В финале явно редакционный, подшитый к шолоховскому густому тексту вывод: «По таким крайне вредным, правооппортунистическим настроениям необходимо ударить со всей силой».

Сталину проще и точней писал: «Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь всё это своими глазами…» – но так в «Правде» было нельзя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное