«И всё это на Украине происходило в том же самом 1919 году, когда венгерская контрреволюция топила в крови Венгерскую республику. Среди авторов этого письма есть участники второй мировой войны, они хорошо помнят Воронежский фронт, помнят, на что способны офицеры Хорти – венгерские союзники Гитлера: их жестокость ни в чём не уступала холодному зверству гестаповцев. Вы же знаете, что реакция и контрреволюция никогда не останавливаются на полпути. За историческими примерами дело не станет, какую бы страну ни взять в пример, будь это Венгрия, Россия или Франция. Вспомните, на что были способны нацисты в годы оккупации Франции. Вы видели могилы расстрелянных французов на кладбищах Пер-Лашез и Иври…
А в чём разница между контрреволюционерами и нацистами? Только в одном: нацисты в своё время захватили власть над Францией, а венгерским контрреволюционерам не удалось захватить власть над Венгрией…
Что касается венгерских фашистов, то они сразу начали с виселиц на улицах Будапешта и с крестов Варфоломеевской ночи на дверях жилищ коммунистов. Они начали с тысяч убийств для того чтобы перейти к десяткам тысяч. Они не пренебрегали при этом ни одним из атрибутов фашизма, начиная с костров из книг и кончая еврейскими погромами. Разве случаен тот факт, что фашисты уничтожили в Будапеште памятник Димитрову, чьё имя прежде всего ассоциируется с историческим лейпцигским процессом, с тем бесстрашным отпором, который этот мужественный и беззащитный тогда человек дал пришедшему к власти фашизму в Германии…
Разве вам безразлично, во имя чего стали поперёк дороги контрреволюционерам венгерским советские солдаты? Мы хотим спросить вас: какую оплату прежних ошибок, совершённых в Венгрии, в том числе связанных и с нашими былыми ошибками, – мы, люди, однажды уже вставшие поперёк дороги фашизму, завоевавшему до этого всю Европу, не боимся об этом сказать, – какую оплату признали бы вы правильной? Оплату ценой невмешательства в разгул контрреволюционного террора? Оплату ценой всей крови венгерских трудящихся, которую проливали и пролили бы в дальнейшем фашисты, если бы на их пути не встали советские танки? Разве нет других путей для исправления ошибок, кроме развязывания контрреволюционных фашистских сил, которые добивались ликвидации народно-демократического строя и создания в Венгрии очага новой войны?..
Мы не хотим, чтобы чёрной памяти 1933 год, год прихода фашизма к власти, повторился ещё раз в истории. Ни в Венгрии, ни где бы то ни было ещё! И мы хотим, чтобы вы знали это и подумали об этом».
Судя по шолоховской подписи, он имел к написанию этого письма самое прямое отношение.
Так явились первые последствия той самой «слякотной» оттепели, о которых он начал предупреждать, пожалуй, самым первым в стране.
Подписи Эренбурга под письмом советских писателей не было.
Последний свой рассказ «Судьба человека» Шолохов напишет поздней осенью 1956 года за две с половиной недели.
В рассказе была достигнута та самая неслыханная простота прозы позднего Льва Толстого, явленная в повести «Хаджи Мурат». Простота повести «Старик и море» Хемингуэя, в том году прочитанной Шолоховым. Элегичность позднего Пушкина и позднего Есенина: в 1955-м Шолохов пробил к изданию первую после тридцатилетнего перерыва книгу, посвящённую Есенину – критика Корнелия Зелинского. В связи с этим Шолохов много перечитывал стихи одного из любимейших своих поэтов.
Библейская неумолимая ясность явлена в «Судьбе человека».
В рассказе минимум эпитетов. Он прозрачен, как родниковая вода.
Перед нами последняя негасимая вспышка гения и безупречный образец русской прозы.
Главного героя рассказа зовут Андрей Соколов. В литературе такие фамилии уже давно считались непозволительными, нарочитыми, но Шолохову было всё равно.
Он пребывал в той конечной стадии мастерства, когда мог позволить себе и это.
Соколов, ждущий переправы у реки – перед нами, конечно же, библейская метафора, – рассказывает свою историю случайному встречному: автору рассказа.
Действие закручивается во всё той же части земли – юг России, близ хутора Моховского. Правнук Мохова, давший фамилию деда герою «Тихого Дона», закольцевал в этом рассказе семейную историю. Соколов переправляется через реку Еланку и держит путь к Букановской: другому знаковому месту шолоховской прозы и шолоховской судьбы.
Соколов – воронежский. До Воронежа от Вёшенской даже ближе, чем до Ростова-на-Дону. Это всё Донщина.
В Гражданскую главный герой воевал в дивизии Киквидзе – значит, на Южном фронте. Дивизия эта, о чём Шолохов не пишет, но знает, сначала сражалась с отрядами Петра Краснова, затем – против донских частей армии Врангеля.
Соколов ходил дорожками Мелехова, Мишки Кошевого, самого Шолохова. Все могли иметь общих знакомых.
Голод 1922 года Соколов переживёт на Кубани, куда хотели уйти Григорий и Аксинья. После Отечественной уедет к другу в Урюпинск – это недалеко от Букановской.
У Соколова были жена, две дочки и старший сын.