Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Шолохов увидел Разина у Вучетича уже в московской мастерской. Ещё недоделанного – Вучетич работал над ним уже несколько лет, но всё был недоволен. О Разине писатель знал множество песен, они относились к числу самых его любимых. В «Тихом Доне» буйный атаман – символ казачьей несломимой, мучительной воли – упомянут трижды.

Когда, через пару лет, Шолохов приедет в Шотландию – в связи с избранием почётным доктором прав Сент-Эндрюсского университета – тысяча студентов, одетых в красные мантии, встретит его, запев на русском «Из-за острова на стрежень…».

…Шолохов долго рассматривал работу Вучетича и вдруг спросил: «Вот ты, когда б так же сидел – что непроизвольно сделал бы?.. Травину сорвал бы и покусывал!.. Вложи ему цветок бессмертника в руку».

Вучетич так и сделает.

Сидит непобеждённый, с надорванной душою Разин, сжав цветок в огромной руке.

В «Тихом Доне» есть: «Григорий упал на нары, хотел ещё блуждать в воспоминаниях по исхоженным, заросшим давностью тропам, но сон опьянил его; он уснул в той неловкой позе, которую принял лёжа, и во сне видел бескрайнюю выжженную суховеем степь, розовато-лиловые заросли бессмертника…»

Так разинское, в песнях запечатлённое бессмертье в этом, переданном скульптором цветке корешками свилось с шолоховским, с мелеховским.

* * *

К сентябрю 1958 года агент Службы разведки и безопасности Нидерландов Йооп ван дер Вилден организовал печать русского текста «Доктора Живаго» в издательском доме «Mouton Publishers» в Гааге. Книга вышла тиражом тысяча экземпляров. 200 книг сразу же переправили в штаб-квартиру ЦРУ в Вашингтоне, 435 были переданы сотрудникам и осведомителям ЦРУ во Франкфурте, Берлине, Мюнхене, Лондоне и Париже, а 365 отправили в Брюссель, где с 17 апреля по 19 октября проходила Всемирная выставка – для раздачи 365 предполагаемым читателям.

23 октября 1958 года, спустя четыре дня после того, как русский вариант книги впервые увидело считаное количество читателей, Нобелевская премия была присуждена Борису Пастернаку – «за продолжение традиций великого русского эпического романа».

В былые времена Шолохов мог бы в раздражении запить, но сейчас махнул рукой. Даже не будучи осведомлённым о трогательных заботах ЦРУ по продвижению русской литературы, он и так всё понимал: шла большая игра, где якобы Шолохова били якобы Пастернаком и потирали руки.

Топорная советская система в ответ начала травить Пастернака. А вместо этого надо было всего лишь расписать, как была провёрнута эта бесстыдная афера. Чтоб и Пастернак понял, что не его самого возвеличивают, но лишь пытаются унизить Советскую Россию, где ему выпало жить и умереть.

…Новый, 59-й Шолохов встретил в Москве, у Левицкой.

Евгении Григорьевне шёл 79-й год. Она болела.

Шолохова, конечно, звали во множество самых разных компаний, но он никуда не пошёл. Сказал, отмахнувшись: «Около неё хочу побыть».

Даже не «с ней» – около неё. Возле единственной на свете женщины, которая была ему как вторая мать.

Дочь Левицкой вспоминала: «У неё обострилась давняя болезнь – диабет и другие недуги. Шолохов привёз к её постели знаменитого профессора Мясникова. Врачи считали больную обречённой, но Шолохов уговорил профессора Гуляева сделать сложную операцию – ампутацию ноги. Михаил Александрович не мог сдержать слёзы в больнице, плакал. Операция прошла успешно. Он навещал маму и так продлил ей жизнь на полтора года…»

* * *

14 января 1959-го Шолохов написал Хрущёву, что заканчивает вторую книгу «Поднятой целины», и попросил отпустить его поездить по Европе – с женой, сыном Михаилом и дочерью Светланой. Поставили вопрос на голосование в ЦК. Все, включая Хрущёва, проголосовали «за».

26 марта Шолоховы прибыли в Париж. Весь следующий день гуляли по Версалю – любовались лепниной, расписными потолками и удивлялись на огромные кровати монархов. Шолохов много и едко острил по всем этим поводам.

После первых переводов 1930-х годов, в конце 1950-х во Франции случился повторный шолоховский бум. В 1958 году был опубликован отдельным изданием рассказ «Судьба человека». В 1959 году – «Они сражались за Родину». Начали переиздавать «Тихий Дон» и едва успевали допечатывать новые тиражи.

28 марта Шолоховы отбыли в Рим. Оттуда в Венецию. Оттуда в Милан. Джанкарло Ферретти в газете «Унита» писал: «Шолохов в Милане имеет вид славного ломбардского крестьянина, лет пятидесяти, который празднично, но просто приоделся для поездки в город. Низкий ростом и коренастый, с малыми, но сильными руками, с большой гривой седых волос и такими же усами, в костюме из простой серой ткани, он вовсе не был похож на знаменитого писателя. В его внешности нет лоска “деревенского джентльмена” Фолкнера, нет благообразной святости Хемингуэя…»

На вопрос, что бы он хотел посмотреть, Шолохов ответил:

– Хочу больше увидеть людей, чем памятников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное