Шпага для библиотекаря

С этой задачей ординарец справился легко, сказалась большая практика. Дело житейское – в иной сабельной сшибке можно получить десяток сабельных ударов, и далеко не каждый хотя бы прорубит сукно мундира и кожаные ремни амуниции – чего уж говорить о более серьёзном ущербе? Известны случаи, когда кавалерист выходил их боя с дюжиной, а то и больше, подобных порезов и царапин, оставленных вражескими клинками, и на следующий день вновь красовался в седле. К полковому лекарю в таком случае обычно не обращались. Зачем? Обругает за бабскую мнительность – и будет прав, что характерно. Так что обходились собственными силами, а так же полосками холста, дёгтем, постным маслом да захваченными из дома бабкиными мазями.

– Ну, Никита Витальич, как рука? – поинтересовался Ростовцев. Мы с ним тёзки – только он Андреевич. Не сразу до меня дошло, что это именно его портрет, только уже в почтенных годах, висит в краеведческом музее. Жаль, что мы туда так и не добрались – любопытно, как повёл бы себя поручик, увидав собственное изображение в полковничьем мундире, да ещё и с указанием даты смерти? Нет уж, лучше обойтись без подобных психологических опытов, тем более, что в клубе засели французы, и попасть туда нет никакой возможности.

Я подвигал рукой.

«…больно, чёрт… И угораздило же!..»

– Ничего, терпимо. Хорошо, что левая – стрелять смогу и саблей рубить, если придётся.

– Так вы и саблей владеете?

И что мне теперь, рассказывать про свои достижения на ниве исторического фехтования? Весьма скромные, если честно – особенно в том, что относится к сабельному, и тем более, верховому бою. Шпага – другое дело, тут мне есть чем гордиться. Вот такая, к примеру…

Я показал на турецкий ковёр, занимающий всю стену кабинета Ростовцева. На нём красовалась коллекция холодного оружия: турецкие ятаганы с рукоятками, выложенными бирюзой и перламутром, длинные охотничьи кинжалы-хиршвангеры с шитками в виде морской раковины, персидские сабли в богато украшенных ножнах, кавказские кинжалы и шашки. Среди этого великолепия прямая шпага с широким клинком и простым, без украшений, эфесом смотрелась довольно скромно.

– Это шведская солдатская шпага. – объяснил Ростовцев. – Взята ещё моим прадедом в Северную кампанию, в Эстляндии, при Депте. У шведов была своеобразная манера рукопашного боя – одной рукой кололи фузеёй с примкнутым багинетом, а другой орудовали такой вот шпагой. И довольно ловко, надо сказать, это у них получалось! Прадед мой служил тогда прапорщиком в солдатском полку фон Дельдина и удостоился отличия от самого государя Петра Великого как раз за храбрость, проявленную в штыковом бою.

Я снял трофей с ковра, примерил по руке, сделал пару фехтовальных выпадов. По балансу и динамике она напоминала любимую мной валлону – такой же широкий, обоюдоострый клинок, одинаково годный и для уколов и для рубящих ударов; обтянутая грубой кожей рукоять, гарда, составленная из овального щитка и пары толстых дужек. Кольца под большой палец, правда, нет, но это можно пережить. И длина подходящая – не то, что кавалерийские палаши, которые таскают здешние драгуны и кирасиры.

– Если не секрет, поручик – почему не вывозите всё это?

После нашего прибытия в имении Ростовцевых воцарился сущий хаос. Дворовые, лакеи волокли сундуки с самым ценным скарбом, грузили их на телеги; во дворе спешно запрягали бричку, предназначенную для графского семейства. Отдельно в большие плетёные корзины собирали провизию, укладывали дорожные погребцы – эдакие деревянные, с бронзовыми уголками и замочками, ящики, предназначенные для перевозки вилок, ложек, тарелок и прочей утвари. А вот судьбой этого арсенала никто, похоже, не озаботился.

– Куда их деть? Тут-то и самое необходимое в телеги не помещается, ещё и железяки эти тащить…

– Может, припрятать? Оружие-то ценное, антиквариат, больших денег стоит!

Поручик покачал головой.

– Прячь, не прячь – не французы, так свои же мужички и разграбят. От них, каналий, разве что укроешь?

«…Что ж, хозяин – барин, хочет – живёт, хочет – удавится…»

– Раз так, – говорю, – можно позаимствовать эту шпагу? Обещаю обращаться бережно.

К моему удивлению Ростовцев согласился сразу. А револьвер-то зажал, не отдаёт. Впрочем, я и не прошу… пока.

– Что ж, Никита Витальич, берите. Коли для дела – не жаль. На ближайшем бивуаке отдайте Прокопычу – наточит, а то клинок, как видите, тупой, что твой колун…

Я провёл пальцем по лезвию. Н-да, шпагу, похоже, никто не точил с тех самых пор, как она досталась прадеду поручика при осаде шведской крепости Депт – это нынешний эстонский Тарту, если кто не в курсе. Да и зачем? Судьба трофея – мирно висеть на стене, а не сверкать на поле брани.

Но теперь это изменится – например, если французские фуражиры всё-таки заявятся в усадьбу. По моим подсчётам они давно уже должны были быть здесь, но почему-то запаздывали. Вот и хорошо, нам того и надо…

Однако, оставался ещё вопрос – и поважнее какой-то шпаги, пусть даже и шведской.

– Неудобно напоминать вам, граф, но как быть с моими друзьями? Они ведь так и остались под французами…