Шпага для библиотекаря

Сам Гена книгу «очень известного историка» не читал – успел только мельком просмотреть оглавление.

– Так она же на русском!..

«…и как тебя такого умного в институт взяли?..»

– Ты что, совсем тупой? Найдётся, кому перевести. И тогда Наполеон сможет избежать того, что он сделал неправильно, не повторять собственные ошибки, из-за которых он угодил на остров Святой Елены!

На Лёхином лице отразилась напряжённая работа ума.

– Думаешь, он сможет победить Кутузова при Бородино?

«…нет, точно, как у Ильфа и Петрова – гигант мысли. Хотя, что взять с покорителя вершин? Ему, наверное, в горах все мозги отморозило…»

– Бородино – это вряд ли. Сражение состоится совсем скоро, и там уже ничего не изменить. А вот потом может случиться что угодно: например, Наполеон избежит разложения армии в Москве, или не будет уходить по разорённой Смоленской дороге…

– Это как? Не станет брать Москву?

Увы, на этом Генины скудные познания, почерпнутые на школьных уроках истории, да из подаренной родителями «Книги будущих командиров», заканчивались.

– Ну… наверное, нет. Не знаю. Я что, учёный, историк? Но это ему точно пригодится. И потом, тут ведь есть и другие книги, очень много, в библиотеке есть и Большая Советская Энциклопедия, и учебники и научно-популярная, художественная литература – и не только про войну 1812 года! Наполеон создал во Франции передовую науку. Прикинь, что будет, если его учёные до всего этого доберутся? Да они всю историю вывернут по-другому!

«Альпинист» вскочил с табурета, лицо его посветлело.

– Блин… точно! Ну ты, Ген, голова, как же я сам не догадался! И что же теперь делать?

А вот ответ на этот вопрос Гена знал.

– Что-что… полить книги соляркой и спалить нахрен, и вся недолга! Только надо скорее, пока французы не поняли, что за сокровище им досталось.

Гжегош дождался, когда парни уйдут, и только потом позволил себе перевести дух. Доска пола скрипнула под каблуком, когда он неосторожно стал переминаться с ноги на ногу. Хорошо, что Прокшин оказался тупым и ленивым, как и прочие москали – услыхав, не стал проверять, в чём дело, дав возможность дослушать всё до конца.

Он осторожно, бочком, выбрался их книгохранилища. В комнате никого не было; тогда Гжегош уселся на табурет, на котором только что тосковал альпинист Лёха, и задумался.

Как там пел Никита?

«… а если нет границы – нам нечего беречь…»

Сейчас эта граница существует – в виде границы созданного волей Наполеона Великого Герцогства Варшавского. А значит, очень даже есть чего беречь. Это потом границы будут не раз растерзаны, перекроены – саблями, штыками, гусеницами танков. Но пока их хранят храбрость и гонор польских жолнежей, и маршал Понятовский идёт под знамёнами Бонапарта на Москву, где его, Гжегоша, предки уже бывали, и дай-то матка боска Ченстоховска, ещё войдут под барабанный бой и звуки мазурки Домбровского…

Нет, ще Польска не згинела – особенно, если он сумеет сделать то, о чём шептались только что те двое: доставить бесценное содержимое этих полок в ставку Великого Бонапарта. Уж он-то сумеет и поверить, и оценить и распорядится полученными из будущего знаниями.

В конце концов, разве не для этого он здесь? Нет, не студент второго курса Гжегош, чья голова изрядно заморочена коммунистической пропагандой, а пан Пшемандовский – взрослый, даже немолодой мужчина, истинный патриот своей многострадальной родины, многократно униженной, растерзанной, растоптанной клятыми москалями, германцами, австрияками. Ему невероятно, сказочно повезло: он оказался заброшен неведомыми, но явно могущественными силами на сто шестьдесят семь лет назад, в прошлое, в собственное двадцатидвухлетнее тело – и всё это только для того, чтобы история свернула в другую колею, и тогда границы Речи Посполитой действительно протянутся от можа и до можа…

Достойная цель, за которую не жаль и голову сложить! Но сначала надо помешать «заговорщикам», пока они, в самом деле, не натворили бед. Долго ли умеючи-то? В подвале бочка с соляркой, нацеди ведро, плесни – замучишься потом тушить. Есть, конечно, огнетушители, но французы не знают, как с ними обращаться, а в одиночку Гжегош – много ли сможет?

Бежать, кого просить о помощи? Но к кому? Чёртов лягушатник, этот сопляк су-лейтенант полдня собачонкой таскался за Далией, а сейчас занял комнатку старухи-библиотекарши и развлекается там с ней на мягкой кроватке. Гжегош слышал страстные охи и стоны, несущиеся из-за запертой двери. Судя по темпераменту любовников, раньше, чем к вечеру сладкая парочка не уймётся, а студенты к тому времени вполне могут успеть сделать своё чёрное… вернее сказать, огненное дело.

Значит, остаётся одно: отыскать кого-нибудь из французских унтер-офицеров и потребовать от них содействия. А что? По-французски он худо-бедно понимает, растолкует, в чём дело – и пусть только эти солдафоны посмеют отказать в помощи!

Да, так и надо сделать! Приняв решение, поляк направился во двор, где возле коновязей толоклись, словно пчёлы воле летка улья, французские фуражиры.