Шпага для библиотекаря

Большая Никитская, как и прочие московские улицы, была запружена людьми. Московские обыватели, от лабазного сидельца с Болотной, до обитателей аристократических особняков и городских усадеб – все спешно покидали Белокаменную. На мостовой теснились, сцеплялись осями, телеги ломовых извозчиков, брички и кареты с гербами на дверках. То и дело попадались то большие, то малые обозы, в которых на грудах соломы, на шинелях лежали вповалку раненые. Правили телегами возчики в серых шинелях и высоких суконных шапках с жестяными крестами ополченцев. Кое-где на стенах домов желтели бумажные листки, знаменитые растопчинские афишки. Иные – обтрёпанные, рваные, были налеплены ещё в дни, когда супостат только ещё продвигался от Смоленска к Вязьме. Другие – совсем свежие, с призывами к москвичам поскорее покидать город. Нигде не видно описанных ещё Гиляровским лотошников с разносчиками, лавки все стоят заколоченные. Полиции тоже нет, и только раз, у выезда с площади, я заметил шестерых конных жандармов – им вслед свистели и кричали обидное. У богатых домов теснились длинные вереницы подвод, и слуги суетились, вытаскивая сундуки, тюки, зеркала, тщательно замотанные в мешковину, разнообразный домашний скарб. Что не помешалось на возы – бросали прямо на тротуаре, и предприимчивые москвичи уже принялись растаскивать бесхозное добро.

Чтобы не застрять безнадёжно в этих «пробках», Ростовцев выслал вперёд вахмистра с полудюжиной гусар, и те, где уговорами, а где и плетьми и ножнами сабель, прокладывали сумцам дорогу. В ответ доносились ядовитые реплики, матерная ругань, но больше горькие упрёки: «Эх вы, аники-воины, отдаёте Первопрестольную на погибель?..» «Куды ж бегёте, ироды, креста на вас нет!..» «А нам-то теперь што, под хранцузов?..» Гусары скрипели зубами от обиды и отворачивались – отвечать было нечего.

Я ехал рядом с Ростовцевым. Поручик был мрачнее тучи, и я, чтобы как-то его отвлечь, принялся расспрашивать о семье – всё ли в порядке с сестрой и родителями, как он сумели выбраться из Москвы и добрались ли до имения под Калугой? Поручик охотно поддержал разговор – видно было, что творящееся вокруг уже встало ему поперёк горла. Выяснилось, что семейство Ростовцевых отбыло из города ещё позавчера днём, о чём оповестили сына письмом, переданным через знакомого адъютанта Дохтурова. Старый граф страдает очередным приступом ишиаса, отчего принуждён ехать лёжа в оборудованном дормезе, и на чём свет стоит, клянёт французов, Буонапартия, светлейшего князя, московского градоначальника и генерал-губернатора графа Растопчина и даже самого императора Александра: почему позволил отдать Москву супостату? Когда я спросил, с ними ли сейчас Матильда – поручик глянул на меня виновато и принялся рассказывать. Да, с болгаркой всё в порядке, она следует с обозом Ростовцевых и по-прежнему ухаживает за Вревским, которого решено было не сдавать в госпиталь, а забрать с собой. Матушка поручика в приписке к письму сетует, что девушка не отходит от барона ни на шаг и, кажется, всерьёз им увлеклась. Она даже хотела с ней переговорить, объяснить, что для Вревского с его шатким положением иностранца, недавно только поступившего на русскую службу, она может стать в лучшем случае, содержанкой. Но – отложила тягостный разговор до лучших времён, когда они окажутся в имении, подальше от всех этих ужасов и неустроенностей жизни.

Рассказывая мне об этом, Ростовцев старательно прятал глаза. Я сдерживал улыбку – возможно, будь я, и в самом деле, тем, кем кажусь, то есть двадцатилетним, полным тестостерона и комплексов оболтусом – подобное известие могло бы повергнуть меня в отчаяние. Но прошедших лет, коих набралось немало, из жизни не вычеркнуть – мне пришлось пережить немало расставаний, да и финал наших с Мати отношений, состоявшийся за два месяца до защиты диплома, я отнюдь не забыл. Так что пусть уж стоит свою жизнь, как заблагорассудится, и остаётся только пожелать, чтобы шишки, которые она уже готова набить, оказались бы не слишком болезненны, и не надломили её, и без того, не слишком-то стойкую натуру.

– …давеча я имел беседу с добрым своим знакомцем – лейб-гусар, состоит адъютантом при штабе генерала Дохтурова. Так он уверяет, что насчёт сумцев у начальства планы, и как раз в духе наших с вами недавних приключений…

Задумавшись о Мати, я не заметил, как мой собеседник сменил тему.

– Вот как, господин поручик? И что же за планы такие?..

– Что за вздор, Никита Витальич, – поморщился Ростовцев. – Не раз же говорено: вы с вашим другом хоть и записаны у нас вольноопределяющимися, как студенты недворянского происхождения, а всё ж прочим не чета. Не нам перед вами, потомками, званиями и титулами похваляться – так что давайте уж, когда нижних чинов рядом нет, будем по-простому.

– Ладно, тёзка, убедил… – усмехнулся я. – Обойдёмся без чинов. Так что там твой адъютант на хвосте принёс?