Шпага и кнут

Однако болотный колдун совершил абсолютно непредсказуемый поступок, поразив спутников не столько ловкостью, сколько отвагой, чего все вправе были ожидать, но так и не дождались от рыцаря. Вскочив в седло одной из лошадей, бесновавшихся в загоне, Мирингельм направил ее в ворота, куда уже протискивались хищники. Словно заправский наездник, он лихо развернул лошадь в проеме, заставив волков отступить, затем пришпорил и скрылся в ночи. Заклацали зубы, послышалось сопение и урчание, а вскоре все звуки удалились, напоследок уже из самого далека донеслось отчаянное ржание.

– Мирингельм! – в ужасе прошептала Катарина.

– Придурок! – выдохнула Лионелла, оцепенев не меньше своей спутницы, от осознания того, на какую участь обрек себя этот их странный, но такой милый и верный спутник.

– Геройский парень, – с уважением произнес Генорре без обычной ухмылки и отсалютовал клинком вслед умчавшемуся наезднику. – Не то, что некоторые.

При последних словах он перевел взгляд на сэра Атриана, понявшего, что осада снята и можно выбраться из укрытия, не опасаясь за свою жизнь, если, конечно, не принимать в расчет возможные побои со стороны спутников, хотя оставалась надежда, что благородные господа воздержатся от столь низменных проявлений негативных эмоций, подобающих разве что неграмотным диким крестьянам. Впрочем, надежда оказалась тщетной. Стоило рыцарю неосторожно повернуться тылом к своим спутникам, для того, чтобы глянуть в щель и лично удостовериться, что хищники убрались прочь, как тут же его седалище почувствовало такой пинок, от которого физиономия влипла в стену.

– За что?! – оскорбился благородный дворянин.

– И он еще спрашивает! – возмутилась Катарина. – Из-за вас наш лучший друг погиб!

– Сейчас еще наподдам, – пообещала Лионелла, которая и наградила рыцаря первым ударом своего сапога.

Горячая цыганка наверняка привела бы свою угрозу в исполнение, если бы ее не удержал Генорре, обняв за плечи.

– Пора объясниться, сеньор! – объявил пират проводнику. – Кто вы есть такой на самом деле?

– Я сэр Атриан Отважный, – назвался рыцарь. – Разве у вас есть в этом сомнения?

– Представьте себе, есть, сударь! – гневно воскликнула Катарина.

– И немалые! – подтвердила Лионелла, попытавшись вырваться из рук пирата и снова дотянуться до рыцаря носком сапога. – Особенно в том, что касается Отважного.

Атриан поспешно отступил, вжавшись спиной в стену и виновато пробормотал:

– Ну да, я уже совсем не тот, что был раньше. Прошу меня простить, господа.

– Стало быть, все ваши героические байки – сплошное вранье? – уточнил Генорре.

– Ну, почему же? – Сэр Атриан стыдливо замялся. – Я всего лишь слегка приукрасил.

– Очень слегка, – буркнула Лионелла, в очередной раз попытавшись отвесить развенчанному герою крестьянских баллад хорошего пинка.

– Да как же вам удалось обмануть всех вокруг? – изумилась Катарина. – Ведь невозможно скрыть такую трусость! У моей старой гувернантки и то больше храбрости, чем у вас!

Рыцарь вновь печально вздохнул.

– Увы, сударыня, я жертва обстоятельств.

– Ну да, ты нам тут поплачь еще, на судьбу пожалуйся! – не успокаивалась Лионелла.

– Прошу вас, выслушайте меня, господа, – взмолился сэр Атриан.

– Ну, хорошо, – пожалела старика Катарина.

– Говорите, сеньор, – кивнул Генорре.

Пират и Катарина взглянули на цыганку. Наконец смилостивилась и она и процедила сквозь зубы:

– Ладно.

– Так уж получилось, господа, что с юных лет мое имя было овеяно славой, – начал свой рассказ сэр Атриан. – Я действительно всегда был отличным стрелком и лучшим фехтовальщиком королевства. Но при всем этом за всю жизнь мне не пришлось скрестить клинки ни с одним противником. Я не участвовал ни в одной битве, ни в одной дуэли, фехтовал лишь в тренировочных залах учебными рапирами и стрелял только по мишеням. Лишь однажды некий господин, имени которого я уже не помню, вызвал меня на поединок. Впервые в жизни я должен был драться по-настоящему, до крови, а быть может, даже до смерти, и признаюсь, от этого мне было настолько не по себе, что даже, прошу прощения у дам, тошнило. Но меня окружало множество друзей, которые в один голос пророчили мне победу и они почти заверили меня и всех прочих, что храбрее меня нет никого на всем белом свете. Видимо, эти разговоры настолько повлияли на моего противника, что он отказался от дуэли и даже принес свои извинения. Вот с той поры к моему имени и добавили приставку Отважный, прошел слух, что я одним лишь взглядом способен лишить любого противника мужества.