Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Для Гордиевского Британия все еще оставалась «чужой и незнакомой» страной, но, по мере того как встречи с кураторами продолжались, регулярные контакты с МИ-6 постепенно вошли в привычку. Бейсуотерская квартира стала для Гордиевского своего рода убежищем, укрытием от беспощадных междоусобиц и параноидальных дрязг в гуковской резидентуре. Вероника готовила что-нибудь несложное, как для пикника, из купленных в соседнем гастрономе продуктов, изредка русские закуски вроде селедки под шубой, и все это обычно шло под бутылку-другую пива. Спунер всегда ставил на кофейный столик магнитофон — это была подстраховка на тот случай, если спрятанная подслушивающая аппаратура вдруг откажет, но еще и напоминание о профессионализме, помогавшее сосредоточиться. Встречи длились часа по два, и в конце каждой договаривались о следующей. Затем Спунер записывал и переводил текст состоявшейся беседы и писал подробный отчет. Он часто засиживался за работой допоздна и, чтобы не привлекать в себе ненужного внимания в Сенчури-хаус, делал это дома: чтобы коллеги в МИ-6 не знали, чем он в действительности занят, Спунер якобы работал над одним делом за границей и потому будто бы часто ездил за рубеж. Затем его расшифровки становились кладезем информации, откуда можно было черпать материал для отдельных донесений, предназначенных для различных «клиентов» — каждый из которых, согласно установленным в МИ-6 правилам, имел дело только с одной тематической областью. Одна встреча могла дать пищу для двадцати разных донесений — порой длиной всего в одно предложение. Ответственность за обобщение, анализ, разделку, маскировку и распределение материалов, поступавших в рамках операции «Ноктон», лежала на особой ячейке МИ-6, которую возглавлял один талантливый специалист по холодной войне.

Гордиевский систематически рылся в памяти, припоминал, уточнял и накапливал все новые подробности. После трех месяцев докладов он полностью выгрузил все мелочи и детали, хранившиеся в его воспоминаниях. Результатом стала крупнейшая во всей истории МИ-6 «оперативная загрузка», поразительно дотошное и всеохватное описание работы КГБ, его прошлых, настоящих и будущих планов.

Гордиевский одного за другим изгонял бесов, уже много лет мучивших МИ-6. Он рассказал, что Ким Филби продолжает работать на КГБ, но лишь изредка, как аналитик, а вовсе не как всевидящий криминальный гений, как это воображал руководитель ЦРУ Джеймс Энглтон. Уже много лет британские правящие круги задавались вопросом: не затаился ли среди них другой шпион, подобный Филби? А в желтой прессе велась беспощадная охота на так называемого пятого человека из кембриджской пятерки, причем в процессе было «уличено» множество кандидатов, погублено немало карьер и сломано достаточно жизней. Питер Райт, ренегат из МИ-5 и автор книги «Ловец шпионов», носился с теорией, будто Роджер Холлис, бывший глава МИ-5, — советский крот, и эта его навязчивая идея привела к ряду внутренних расследований, нанесших большой урон репутации ведомства. Гордиевский поставил жирный крест на этой конспирологической теории, окончательно очистив доброе имя Роджера Холлиса. «Пятый человек, — уверенно заявил он, — это Джон Кэрнкросс, бывший сотрудник МИ-6, еще в 1964 году признавшийся в том, что он — советский агент». Гордиевский сообщил, что в Центре тихонько посмеивались, глядя, как британцы мечут икру из-за какого-то досужего вымысла, и все это казалось настолько странным, что в КГБ даже заподозрили какой-то тайный заговор. Он рассказал, как сам Геннадий Титов, прочитав в британской газете очередной репортаж об этой охоте на ведьм, спросил: «Да что они прицепились к Роджеру Холлису? Это такой бред, что уму непостижимо, наверное, британцы просто замышляют что-то против нас». Двадцатилетняя охота на крота оказалась фантастически разрушительной и пустой тратой времени.