Шпион, которого я убила

— Знаете, почему я стала говорить с вашим внуком, когда он залез на крышу и угрожал прыгнуть? Потому что он не собирался этого делать. Он шантажировал директора своим поведением, я помогла директору. У меня есть некоторые принципы на этот счет. — Ева встала и прошлась по кабинету, разглядывая книги в шкафу. — Они заключаются в том, что человеку никогда нельзя мешать покончить с собой. Мы приходим в жизнь, не выбирая своего места и времени рождения. Человеку надо дать воспользоваться возможностью выбора хотя бы в смерти, если он этого хочет. Желание человека покончить с собой священно, даже если оно накатило вдруг, в момент сильной депрессии, или случайно, от нестерпимой обиды. Скажу больше, если человек действительно хочет покончить с собой, он сделает это тихо, не привлекая внимания и с минимумом шума и грязи.

— Что это значит — грязи? — заинтересовался профессор.

— Это значит, он никого не оповестит, не воспользуется своей смертью как местью и не забрызгает мозгами дорогой ковер. — Ева остановилась позади профессора и потрогала толстый ковер на стене. Ее палец утонул в мягком ворсе, как в раскрывшейся головке хлопка. — Отличная вещь. Китай?

— Ручной работы, — кивнул старик, не поворачиваясь. — Старый Китай. Вы правы. Мозги на таком ковре — ни к чему.

— Даже очень умные мозги. А если пальнуть из этого в голову, так и получится. — Ева быстрым жестом достала из-под журнала «браунинг» и осмотрела его. — Заряжен, но неухожен. Не любите оружие, профессор?

— Не люблю. Тут вы правы. Это ирония судьбы, учитывая специфику моей профессии, но знаете, как это бывает в жизни? Открытие — вещь непредсказуемая.

Трудно предсказать будущее и то, как это открытие будет использовано. Выйди, Костик.

— Дед!..

— Выйди. Мне нужно поговорить с этой… учительницей. — Старик дожидается, когда Костя прикрывает за собой створки двери, и смотрит на усевшуюся напротив него с другой стороны стола Еву грустно и устало. — Вы верите в вечность? — спрашивает он вдруг.

— Нет. Я не верю в то, что не могу представить. Я верю в себя, разве это менее важно?

— В себя, в партию, в идею. Это чушь. Если человек не верит в вечность, его существование бессмысленно, поскольку ему кажется, что жизнь кончится вместе с ним. Видели людей в подъезде?

Ева кивает.

— Если вас пропустили ко мне, значит — вы одна из них. Ко мне пускают только дочку с зятем, адвоката, домработницу и шофера. Что вам надо?

— Сейчас скажу. Сначала вопрос. Почему Костя живет с вами, а не с родителями?

— Дочка считает, что я — старый маразматик, которому не помешает общение с внуком. Зять надеется, что я оставлю в завещании все Косте.

Домработница считает, что Костик сбежал от замучивших его нотациями родителей.

Сам внук использует деда, как он выражается, «по полной программе» и вдобавок к этому учит меня жить. Я, оказывается, этого не умею. Мнение шофера вам тоже интересно?

— Нет. Вы так и не сказали своего мнения.

— Почему он со мной? Это банально. Я его люблю. Он — мое продолжение.

Так что же вам надо?

— Я хочу узнать почему.

— Что — почему.

— Просто — почему?!

— А-а-а, почему — вообще?.. Хороший коньяк, да?

— Хороший, — соглашается Ева.

— Потому что не понимаю, правильно ли делаю. И чтобы больше этого не делать, хочу все прекратить.

— Очень туманно, — вздыхает Ева.

— Ну, извините.

— Чего вы боитесь?

— Я боюсь сделать больше, чем надо в жизни. Вот все боятся чего-то не успеть, а я — переборщить. Все. Разговор окончен.

— Можно это забрать? — Ева встает и показывает на «браунинг».

— Вам — можно все. Меня что, так ценят в этом вашем ведомстве, что прислали вас? — Профессор уже борется с дремотой.

— Я учительница вашего внука. — Ева берет плед и укрывает его.

— Тогда я — фонарный столб, — бормочет еле слышно старик.

В коридоре Ева говорит Косте, что оружие заберет с собой. Костя пожимает плечами.

— Знаете, — вдруг начинает говорить он, торопясь и сбиваясь, — есть такой вид существования — виртуальный. Например, вам показывают по телевизору определенный подбор кадров и информации, предлагают в магазинах определенную еду, набор предметов в квартирах — тоже определенный, отступить от этого навязанного существования невозможно — прослывешь сумасшедшим. А мой дед всю жизнь выбивался из навязанной определенности, как бы это объяснить…

— Говори, я понимаю. — Ева накинула куртку и присела на тумбочку для обуви у зеркала.

— Я всегда мог на него положиться. Какой бы фортель я ни выкинул — для него я оставался нормальным мальчиком, просто пробующим жизнь. Я только хочу сказать, что одну и ту же вещь разные люди могут понимать по-разному. Он что-то там нарушил или передал секретную информацию, я знаю, но это все не так. Я не могу сейчас объяснить, но это не так. Вы живете в своем мире, в нем свои законы, а мы с дедом — совсем в другом.

— Так не бывает, — покачала головой Ева.

— Ну вот, и вы не поняли, — вздохнул Костя.

— Я не знаю, насколько ты в курсе происходящего, но твой дед передал особо секретную информацию агенту американской разведки.