Шпион, которого я убила

Сто сорок человек обслуживающего персонала, триста пятьдесят — актерский состав театра, а прибавь еще сюда зрителей!.. А уволившиеся, которых Проводят без билета бывшие коллеги?!

— Простому зрителю трудно попасть в подсобные помещения и ориентироваться там, — возразил Осокин.

— Не скажи. Я же попала. Что это у тебя?

— Я составил список. В нем мужчины из обслуживающего персонала от восемнадцати до шестидесяти пяти лет. Пятьдесят шесть человек. Вот эти.

Обведенные кружком, так сказать, наименьшая группа риска.

— Почему?

— Работают по двадцать лет и больше, ни в чем порочащем не замечены, никогда не имели проблем с законом.

— Смешно, Осокин. При чем здесь стаж и законопослушность? Человека могли купить, убедить идейно, я не знаю, пригрозить, в конце концов, жизни близких!

— Тоже верно, — скучнеет Осокин.

— Давай пойдем с другого конца, — предлагает Ева. — Из чего застрелили блондина?

— Австрийский, двадцать пятый калибр.

— Личность установлена? Осокин качает головой.

— Сейчас отрабатываем последнюю зацепку. У убитого шрам на руке у большого пальца. Рентген показал, что это послеоперационный шрам. Удаление нароста на кости. Прорабатываем по медицинским архивам.

— Что с одеждой лейтенанта Кабурова?

— По данным экспертизы, в человека, носившего эту одежду, стреляли.

Выстрел был произведен в область шеи. Вот так, — Осокин указал пальцем чуть пониже уха. — На воротнике остались следы пороха и несколько брызг крови.

Фактурщики рассчитали предполагаемую схему нападения, получается так. — Осокин вызвал на экране паролем папку номер десять.

— Человек стоял сзади Кабурова, воткнув ему в шею дуло?

— И правая рука жертвы заведена назад. Вот схема. При вывернутой назад руке положение воротника рубашки чуть меняется. Кроме того, жертва еще напрягла шею и отвела голову в сторону. Нападающий стоял сзади, угрожая воткнутым в шею дулом пистолета. Классическая поза при захвате заложника.

Два человечка на экране сцепились и замерли. Близким накатом выбранного отдельного кадра увеличилась та часть картинки, на которой условная рука условного нападающего держала прижатый к шее жертвы пистолет. Потом раздался хлопок — нападающий стреляет, жертва падает.

— Итак, Кабуров скорее всего мертв, — кивнула Ева. — Его убили, а потом раздели. До носков и трусов. Если искали зажигалку, то нашли. Что обнаружено в одежде?

— Удостоверение. Носовой платок. Авторучка. Мобильная рация. Две конфеты — леденцы «Театральные».

— «Театральные», — шепотом повторила Ева. — А оружие?

— Было оставлено лейтенантом в служебном фургоне.

— Служебное оружие? Почему?

— По совету сослуживцев, в частности, старшего лейтенанта Кушеля, который отметил нервозность в поведении Кабурова. Он докладывал, что Кабуров на грани нервного срыва.

— Давай посмотрим, что наработали фактурщики по вариантам выстрела. — Ева нажала клавиши.

Вариантов было четыре. В зависимости от роста нападавшего пистолет мог быть направлен в шею жертвы под разными углами. В варианте три, если нападавший был ниже жертвы на семь-восемь сантиметров, пуля могла застрять в основании черепа. Вариант четыре предполагал еще более низкого нападавшего, тогда пуля пробивала черепную коробку жертвы, и при выстреле с такого расстояния возникал сильный взрывной эффект — то есть череп разлетался. Пуля навылет исключалась на основании того количества крови, которое удалось определить на воротнике жертвы. Был еще один вариант. Когда нападающий выстрелил не в жертву, а совсем рядом, почти по касательной, и тогда наличие небольшого количества крови могла вызвать царапина.

Осокин взволновался. Он встал, достал свое оружие, прислонил дуло к шее чуть ниже уха:

— А если вот так — и пук! Написано же — «на грани нервного срыва»! Сам пальнул рядом с шеей, потом разделся, потом…

— Тяжело с тобой, Осокин, — вздохнула Ева. — Постарайся не поддаваться воображению. Поосторожнее с ним, поскольку слишком много людей, всегда готовых отработать любую версию. Руководитель должен распрощаться с воображением, потому что воображение — это участь аналитика. Если я правильно поняла, ты сейчас выдвигаешь версию про спятившего на девятом просмотре «Дон Кихота» агента внешней разведки?

— Ну, я…

— Он выстрелил рядом со своей шеей, потом разделся до носков и трусов и спрятался в таком виде, забрав с собой только зажигалку?

— Он мог надеть что-нибудь из артистического, раз его одежда валяется в костюмерной театра.

— Да-а, — кивнула Ева, — я уже представляла, что конкретно. Давай оставим эту версию напоследок. Сконцентрируемся на поисках тела. Можно из театра вывезти тело?

— Можно вывезти что угодно. В подвале есть рельсы, по ним ездит вагончик с особенно тяжелым реквизитом. Из ворот подвала можно попасть на хозяйственный двор. Именно к этим воротам и подвозят животных. Лошадь, например, или осла.

— Как ты сказал?

— На «Дон Кихота» привозят осла и лошадь.

— Осла и лошадь? На балет?!