Шпион, которого я убила

— Полковник Кошмар, — вкрадчиво интересуется Ева, — не хотите ли поужинать с шикарной блондинкой, которая защитила докторскую по психоанализу?

— Нет. Спасибо. Это ваша подруга, я знаю. Что бы вы написали на моей могиле?

— Я вас умоляю! По иронии судьбы я уже прочла надпись на своей могиле.

Да, у меня есть могила на кладбище, небольшой камень на ней, и на камне надпись. Когда я прочла эту надпись, я поняла, что самый неожиданный подарок — это что напишут близкие и знакомые на твоей могиле.

— Что вы говорите? И что там написали?

— «Ты — самая», три точки. Все.

— Хорошая надпись, — помолчав, заметил Кошмар.

— Оставьте возможность своим близким сделать последний подарок. Не спрашивайте заранее, что они там напишут.

— А если это будет полнейший и банальнейший примитив? Типа: «Верному товарищу и исполнительному работнику от скорбящих коллег»?!

— Тогда и посмеетесь напоследок!

— Двадцать тысяч и ни копейки больше, — вдруг категорично заявляет Кошмар.

— Что?!

— Ясновидящей Тиглер можете предложить не больше двадцати тысяч.

Марго поджидала Еву у школы. До начала второго урока оставалось пятнадцать минут.

— Двадцать тысяч, — проговорила Ева, проходя мимо.

Марго задержала ее за рукав и прошептала, оглядевшись:

— Надо поговорить. Срочно.

— Двадцать тысяч. Разговоры не помогут. Это решаю не я, мне приказано не отступать от суммы ни на копейку.

— Да что ты все о деньгах! — зашипела Марго, увлекая Еву за собой в кладовку.

В сумраке маленькой комнатки, среди ведер, завешенных тряпками, и могучих швабр, Марго, волнуясь, рассказала Еве о мальчике Иосифе из третьего "В".

— Понимаешь, — шептала она возбужденно, — я ничего не могу поделать. Я позвонила его родителям еще три дня назад, они отвели мальчика на анализы, но анализы ничего не показали.

— Как это — позвонила родителям?

— Я представилась медсестрой из школы, сказала, что у мальчика плохое самочувствие, что его надо показать врачам и срочно сделать некоторые анализы.

Потом я позвонила второй раз, когда анализы ничего не показали, а шестеро любящих, вполне умственно здоровых взрослых стали уверять меня, что мальчик просто переутомился! Ну не сволочи? У него менингит, в школе может начаться эпидемия, что мне делать?

— Подожди, дай подумать, — опешила Ева. — Какие шестеро взрослых?

— Папа, мама, две бабушки, два дедушки и жена дедушки по матери от первого брака, видишь, их даже больше шести! Я переговорила со всеми.

— И что, никто…

— Никто! Говорят как заведенные, что у мальчика музыкальная школа, фигурное катание и шахматы по четвергам, кто хочешь устанет, а что голова болит, так у кого она не болит в загрязненном мегаполисе! Вчера они дозвонились в Управление народного образования и пожаловались на терроризирующую их медсестру школы!

— Подожди, мальчика можно спасти?

— Да нет же-э-э-э, — стонет Марго, — никого из них уже нельзя спасти! Я только хотела, чтобы его изолировали от других детей!

— А когда… — замялась Ева, — когда он умрет?

— Через пару дней, я думаю. Понимаешь, весь идиотизм положения в том, что теперь, когда я все это заварила, мне придется уйти из школы. Если директор начнет свое расследование, я, конечно, могу прикинуться просто сердобольной тетей учительницей, которой не понравился бледный вид третьеклассника. Но я ведь преподаю в старших классах и вообще не имею никакого отношения к начальной школе! Что делать?

— Пойдем к директору, — решилась Ева.

— И что?

— Все объясним. По крайней мере, он именно тот человек, который отвечает за благополучие и здоровье учеников. А значит — будем надеяться — перестраховщик.

— Да как я ему это объясню?! — повысила голос Марго. — Вот так, запросто, расскажу, что Ио уже третий день лепит в моей квартире фигурки из пара?

— Я объясню! — повысила голос Ева. Дверь кладовки открылась, и перед женщинами возник удивленный директор.

— Что здесь происходит? — спросил он и через пять минут очень сильно пожалел, что вообще забрел на первый этаж и услышал крики в кладовке уборщиц.

Ева Николаевна с полминуты соображала, как бы начать объяснение, а Маргарита Францевна причитала как заведенная: «Викентий Павлович, миленький, вы только не волнуйтесь!», пока у директора от ее причитаний не начали трястись руки.

— Понимаете, — бормотала Ева, — эта женщина обладает исключительным даром предвидения, она может многое предсказать, и вот сейчас она точно знает, что мальчик из третьего класса болен менингитом, а его домашние…

— Викентий Павлович, вы только не волнуйтесь, вам еще из РОНО не звонили? Нет? Ну и не волнуйтесь, миленький, — причитала Марго, поглаживая отвороты пиджака и поправляя галстук директора.

— Молча-а-ать! — неожиданно для себя заорал директор и топнул ногой.

Женщины замолчали.

Через минуту директор уже набирал номер «Скорой» и категорическим голосом требовал госпитализации ребенка, на несколько минут потерявшего сознание в школе.

— На что он жалуется? — Директор задумался с трубкой у рта. Марго стала долбить себя указательным пальцем в лоб. — На голову! Очень, говорит, голова болит, все показания на менингит. Что? Нет, я не медик. Хуже. Я — директор школы.