Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Вы правы, Стюарт, ах, как вы правы, — с серьезным видом посочувствовал заключенный.

Они снова сидели в камере для свиданий. Лондон рекомендовал Стюарту больше не приглашать Долинга в кабинет начальника тюрьмы. «Будьте с ним вежливы, но больше не носите никаких подарков, — предупредили Стюарта. — Дайте ему почувствовать, что тюрьма — не детский сад, и строить из себя обиженного ребенка мы ему не позволим».

Но сейчас перед Стюартом сидел Долинг-предатель, самоуверенный и опасный. Очень опасный. Таким место только за решеткой.

— Вы когда-нибудь играли в шахматы, Стюарт? — неожиданно спросил Долинг.

Стюарт даже растерялся.

— Что-то не припомню, — задумчиво протянул он. — Хотя нет, однажды в детстве играл с отцом. Помнится, шел сильный дождь, и мне пришлось сидеть дома. А в чем дело?

— Надеюсь, вы помните, как ходят фигуры?

— Ну, помню. К чему вы клоните?

Впервые за долгое время Долинг почувствовал уверенность в себе. Наконец-то пришел его час диктовать условия!

— Тогда вы, наверное, знаете, что иногда приходится жертвовать королевой в обмен на ферзя противника. — Изо всех сил Долинг старался говорить спокойно. — Уверяю вас, такое происходит очень часто. Интересно, сейчас правила игры не изменились — по-прежнему размениваются ферзями?

Стюарт с любопытством смотрел на человечка в тюремной робе.

— Думаю, размениваются, — сказал он ровным голосом. — Но прежде хорошенько обдумывают свой ход.

Впервые за их сегодняшнюю встречу Долинг улыбнулся.

— Я ожидал от вас именно такого ответа.

«Вести» Сашу было сущим мучением. Легконогий, верткий, как вьюн, он стремительно прокладывал путь в вечерней московской толчее. Время от времени юноша внезапно останавливался у витрин или нырял в безлюдные переулки, но ни разу не обернулся, и филеры решили, что Саша их не заметил.

Топтунов было пятеро: двое шли за ним, трое подстраховывали их в машине и поддерживали радиосвязь с управлением. Те двое, что вели Сашу, имели наручные браслеты-передатчики и миниатюрные прозрачные наушники. С такой экипировкой они и мысли не допускали потерять объект.

Но никакая техника не могла предусмотреть, что Наташа Кравченко, хорошенькая двадцатилетняя дуреха, приехавшая из Киева погостить к московским родственникам, обомлеет при виде столичных витрин и забудет обо всем на свете. В том числе и о малышке-племяннице. Она не заметит, как девочка подойдет к краю тротуара и шагнет на проезжую часть. Не обратят на это внимания и сотни прохожих, спешащих вдоль Калининского проспекта. Она лишь услышит крик, визг тормозов и звук, который будет помнить до конца своих дней — глухой шлепок твердого о мягкое. Кагэбэшники — тоже люди, у каждого из них были свои дети, и они не могли не обернуться на крик ребенка. Этого мгновения хватило, чтобы Саша исчез.

Через восемь минут подлетела вторая машина, район перекрыли и прочесали, но Саша как в воду канул. Впрочем, чего еще можно было ждать от рядовых «наружников»? Здесь требовался специалист классом повыше.

Он и вышел из-под арки старого дома наперерез Саше, спешащему вверх по Тверскому бульвару. Человек толкнул его в подворотню, прижал лицом к кирпичной стене, и заломил тонкие музыкальные пальцы Саши с такой силой, что тот, не охнув, упал в снег на колени. Чувствовалось, что преследователь хорошо подготовился к встрече и знал самые уязвимые места объекта слежки. Еще долго щенок не сможет играть на своих фортепьянах.

Перминев отпустил Сашину руку и отступил. Юноша валялся у его ног и скулил, как побитая собачонка.

Весь прошедший день Саша прокатался в метро. Его подташнивало, болела голова, мысли путались, а надо было собраться и обдумать дальнейшие действия. Движение, пусть даже без цели, всегда помогало ему сосредоточиться.

Порой ему казалось, что вся его жизнь прошла на колесах. Он вспомнил калейдоскоп тогда еще не понятных ему, восьмилетнему ребенку, событий, сорвавших их семью с насиженного места. Лето в Москве. В квартиру вбегает отец, лицо его перекошено от страха. Мать стаскивает со шкафа чемодан. Из вырезанного внутри книги углубления появляется пачка денег, из-под деревянного плинтуса — паспорта. Так началась одиссея их семьи — долгое плавание в житейском море без порта назначения.

Лишь много лет спустя Саша понял, что произошло тогда, летом. Понял, почему они все время переезжали с квартиры на квартиру, из города в город, останавливаясь у немногословных испуганных людей, и всегда старались подгадать отъезд или приезд к темному времени суток.

Даже неискушенному ребенку казалось странным, как долго они путешествуют. Он стал бояться, что однажды они приедут на край света, и — конец. Саша еще не подозревал, что смертельная опасность подстерегала их куда ближе. Отец это понимал, но молчал.

Иногда они даже не знали, куда их везут — в крытом грузовике, в хлебном фургоне, в правительственной «волге», а один раз — в милицейском «воронке». Рука невидимой организации бережно вела их на восток и на юг, минуя крупные города, оставляя позади сонные деревеньки среднерусской равнины. Впереди открывались пустыни Средней Азии и Казахстана.