Новости почти закончились, но Паркер, как истый англичанин, дожидался прогноза погоды. Что ни говори, а с русской зимой шутки плохи. Неожиданно он выпрямился в кресле, вцепившись в край стола. Диктор читал приметы человека, который сбежал из психиатрической клиники и которого теперь разыскивала милиция.
Такого Паркеру еще не доводилось здесь слышать. Беглец был светлым шатеном, лет пятидесяти на вид. Диктор особо подчеркнул, что душевнобольной очень опасен. Свидетелей просили сразу звонить в милицию.
У Паркера пересохло во рту. Значит, Калягин ударился в бега. А поскольку правду народ знать не должен, его объявили сумасшедшим. Конечно, найдутся люди, которые сумеют прочесть истину между строк, но большинство начнет приглядываться к прохожим на улицах. Отныне Калягин будет выглядеть бедой вороной, где бы он ни появился.
Паркер тщательно зашифровал вторую телеграмму в Лондон. Теперь ему оставалось только ждать, когда русский сумеет подать о себе весточку.
Он был одинок. В тысячных толпах на улицах Дмитрий Калягин чувствовал себя, словно в пустыне. Сколько он себя помнил, все перед ним лебезили, холили его и лелеяли, оберегали от опасностей. А сейчас никому из прохожих не было до него никакого дела.
Ноги промокли и гудели. Его туфли были рассчитаны на паркетные полы, а не для прогулок по снегу. Однако Калягин шагал легко и свободно, сам удивляясь, откуда взялась такая прыть. Страх уступил место решимости и даже ощущению свободы. Наверное, такое чувство испытывают охотники в Сибири или кочевники в Средней Азии. Но переживать это в Москве, где каждый твой шаг расписан, было поистине удивительно. Москва диктовала заранее, когда следует работать, а когда — отдыхать. Лишь время умереть можно было выбрать по собственному желанию.
Калягин поглубже закутался в шарф. Он шел, низко опустив голову, стараясь не глядеть по сторонам. Впрочем, это было лишним, ибо навряд ли кто-то из прохожих узнал бы сейчас Калягина. Советские лидеры были для народа чем-то далеким и недоступным. Они появлялись на людях только в исключительных случаях, причем, людей этих подбирали заранее. Простой работяга скорее ожидал встретить огнедышащего дракона, чем прогуливающегося пешочком члена Политбюро. На улицах Калягин мог чувствовать себя в относительной безопасности.
Тем не менее он сделал крюк, чтобы обойти площадь Дзержинского по крайней мере за километр, прежде чем вышел на набережную. До встречи с Потаповой оставалось минут тридцать-сорок.
Зина Потапова чувствовала себя не так уверенно. Она никогда не думала скрываться. Не от излишней самоуверенности и не из гордости, разумеется. Просто ей казалось, что такого никогда не случится. В конце концов, почему она — русская — должна прятаться в собственной стране? Но тут же Зина поняла, что кривить душой перед самой собой ей не стоит.
Все-таки странно было не иметь дома. Словно оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с городом, и она болталась между небом и землей. Верни все на место, и она снова существует, а так ее вроде и нет. Привидение. Ни профсоюзного билета, ни прописки.
Вы, дамочка, часом не с Марса прилетели?
На минуту Зина развеселилась, позабыв о страхе. Она представила, как милиционер останавливает маленького зеленого человечка и просит предъявить документы: «А где ваша виза, почему нет разрешения таможни на ввоз валюты? Почему разгуливаете в рабочее время? Что вы мне суете? На каком это языке? Да кто вы такой, в конце концов? Ваша национальность? Классовая принадлежность?»
Зина даже слышала голос стража порядка: «На основании статьи шестнадцатой УК РСФСР, пункт «в», вы задержаны. Пройдемте со мной в отделение, гражданин».
— Что с вами, гражданка, вам плохо?
Потапова почувствовала, как кто-то взял ее за руку, и резко выдернула ее, уже приготовившись к самому худшему. Однако ничего не последовало. Тогда она решилась открыть глаза и обнаружила, что сидит на заснеженной скамейке напротив могилы Неизвестного солдата.
Рядом в темноте виднелась мужская фигура.
— Здесь нельзя сидеть. Вставайте, не то вас заберут. Вы случайно не выпили?
Зина пыталась рассмотреть лицо прохожего. Оно было молодым и показалось ей наглым. Потапова с трудом поднялась на ноги и отпихнула мужчину, который хотел взять ее под руку. Что за страна! Даже мертвым нет покоя. И умирающим…
— Оставьте меня!
Мужчина отпрянул, оскорбленный ее неблагодарностью. «Эта баба либо чокнутая, либо спустилась с гор, там все дурные, — подумал он. — Может, в милицию сообщить?»
Потапова побрела к Красной площади. От возбуждения и холода ее бил озноб. Если бы впереди не маячила надежда в скором времени войти в уютную квартиру, согреть себе чаю и нежиться в тепле, то впору было лечь на снег и умереть.
Еще немного осталось — только дойти до собора Василия Блаженного, а там еще несколько шагов вниз, к мосту, где гаражи — здесь Калягин назначил ей встречу. Но силы оставили Потапову, голова закружилась, она почувствовала, что сейчас упадет. Изо всех сил Зина старалась подавить приступ слабости, но не сумела.