Немцы были, пожалуй, не так глупы, как это можно было думать, судя по этим телеграммам. Когда Экхардт сообщил в Берлин о своих подозрениях, адмирал Холл, заведующий морской разведкой, сильно встревожился. Он всегда старался действовать так, чтобы немцы думали, что «утечка» произошла в Америке. Он прекрасно знал, что все английские газеты тщательно «просматривались» в Берлине, поэтому пригласил к себе представителя «Дейли мейл» и попросил его поместить статью, резко критиковавшую «тупость морской разведки» по сравнению с необычайной ловкостью американцев. Пораженный журналист вытаращил на него глаза, а адмирал продолжал:
— Вам известна история циммермановской телеграммы? Так вот, разве она не служит подтверждением моих слов? Вы же видите, как американцы сумели добыть расшифрованную телеграмму, тогда как мы постоянно безрезультатно пытаемся разобрать германские сообщения.
— Что вы хотите, чтобы я сделал с этой информацией?
— Опубликуйте ее, разумеется.
— Если я ее напечатаю, цензура запретит эту статью.
— Я берусь договориться с цензурой.
Журналист пристально посмотрел на адмирала, и лицо его расплылось в широкую улыбку:
— Мне кажется, я понял, чего вы хотите. Пусть будет по-вашему. Я напечатаю ваш материал жирным шрифтом, так, чтобы он не мог ускользнуть от внимания немцев.
Статья была напечатана. Американская разведка, возможно, и считала, что расточаемые ей с такой щедростью похвалы были и не совсем заслуженными, но она не опровергала их, а немцы всему поверили. Шифр их не был раскрыт: утечка происходила благодаря ловкому хищению шифрованных телеграмм американцами, а камера «40 О.Б.» не переставала проникать во все их планы и подслушивать все их взаимные пререкания. Инцидент этот является прекрасной иллюстрацией лагинской пословицы: «Anem Jupiter vult perdere prius dementat» («если Бог хочет покарать, то отнимает прежде разум»).
Заговор против Ллойд Джорджа. Дело Малькольма
За несколько дней до заключения перемирия офицер Интеллидженс сервис, прикрепленный к министерству вооружений в целях осведомления его о могущих возникнуть забастовках и вредительствах, явился ко мне в Скотланд-ярд и рассказал совершенно невероятную историю. Он сообщил, что один из его осведомителей, ставший близким другом семьи, проживавшей в одном из городов центральной части Англии, проник в тайну подготовлявшегося заговора, имевшего целью убить первого министра таким способом, чтобы убийство никогда не могло быть открыто. Семья эта состояла из некоей госпожи Уалтон, вдовы с двумя дочерьми, из которых старшая была замужем за аптекарем в Саутгемптоне, а младшая — школьная учительница — жила с матерью. Все три женщины были ярыми суфражистками и враждебно относились ко всякому правительству Замужняя дочь сумела привлечь на свою сторону мужа, который уже разделял ее убеждения; но собственно инициаторшей заговора была мать, которая и сообщила все подробности своего замысла нашему агенту.
История эта представлялась совершенно фантастической. Я попросил полковника назвать мне фамилию осведомителя или, если он предпочитает, привести его ко мне. Он ответил, что уже предлагал это своему работнику, но что тот, услыхав мою фамилию, сильно встревожился и поставил условием не упоминать о нем в связи с этим делом.
Это обстоятельство заставило меня призадуматься. Либо человек этот уже имел какое-то пятно в своем прошлом, либо же он сочинил всю историю с целью получить деньги и похвалу от своего начальника. Я не стал делиться своими сомнениями с полковником, наоборот, записал фамилии и адреса замешанных в этом деле лиц, сделав вид, что вполне поверил рассказу. Существовало весьма простое средство проверить правдивость рассказа агента, так как, по его словам, аптекарь и его теща постоянно переписывались между собой и ожидали получения посылки — пузырька с «кураре». В то время было очень легко задержать, осмотреть и снять фотографию с любого подозрительного письма или посылки, прежде чем они дойдут до адресата. Для выполнения этого на законном основании стоило только заручиться разрешением, подписанным статс-секретарем. Я без труда получил его и дал задание полковнику узнать у своего агента число, назначенное для осуществления.
Признаюсь, что я был крайне удивлен, получив уже на следующий день фотографию с письма г-жи Уалтон своему зятю, в котором она весьма резко отзывалась о премьере, пользуясь выражениями, которых обычно не употребляют уважающие себя женщины. Следовательно, в истории агента была доля правды. Так как мы теперь уже располагали письменным доказательством существования заговора, то не могли относиться к нему с пренебрежением. Теперь г. Ллойд Джордж уже не играет роли в английской политике, но в то время он считался главной опорой предстоящей мирной конференции и жизнь его представляла огромную ценность для союзников.
Я повидался еще раз с полковником и заявил ему, что агент его должен приехать в Лондон и предоставить себя в наше распоряжение, хочет он этого или нет.