Шпионаж во время войны

Ответы его относительно титула, который он носил, были довольно уклончивы. Он сказал, что мать заявила ему о его праве называться графом Борхом и что это заявление он считает для себя вполне достаточным. Я возразил, что оно отнюдь не является достаточным для русских властей, а кроме того, титул этот был несуществующим. Он притворился крайне удивленным и заверил меня, что поговорит об этом со своим адвокатом. Если, как предполагали, он доставлял сведения неприятелю и получал за это деньги, допрос в Скотланд-ярде должен был его сильно напугать. Многие шпионы были расстреляны и повешены, и человек, так сильно дороживший своей особой, наверное не желал подвергать ее такому риску. Как бы то ни было, почтовой цензуре не удалось задержать ни одного подозрительного письма, посланного Борхом. После этого мы оставили его в покое, полагая, что если ему будет предоставлена достаточная свобода действий, он все равно попадется, как только рассеются его опасения.

Мы не ожидали, что вскоре нам опять придется с ним столкнуться.

Однажды утром в августе 1917 г. жители того дома, в котором проживал Борх, проснулись, разбуженные криками ссорившихся между собой людей и последовавшими четырьмя выстрелами из револьвера. Швейцар позвонил по телефону в полицию, которая явилась через несколько минут.

— Кто-то стрелял из револьвера, — стал объяснять швейцар. — Какой-то мужчина несколько минут назад спрашивал графа Борха. Так как он назвал себя инспектором Кинью из Скотланд-ярда, я пропустил его наверх.

— Проведите нас в квартиру Борха.

Не успев еще дойти до дверей квартиры, полицейские встретились в коридоре с каким-то молодым человеком, который остановил их и сказал:

— Фамилия моя Малькольм, это я стрелял из револьвера. Я убил человека, который живет в этой квартире.

Один из полицейских схватил Малькольма, а остальные бросились в комнату. Они нашли мертвого Борха, лежащего на постели, тело его было прострелено тремя пулями. В ожидании прибытия состоявшего при полиции врача детективы обыскали комнату. Ящик от ночного столика, стоявшего у кровати, был открыт на девять дюймов, и в нем находился заряженный револьвер в футляре. Из этого револьвера не стреляли. Малькольм уже передал полиции револьвер, которым был убит Борх.

Малькольм был арестован по обвинению в предумышленном убийстве.

Он произнес всего только несколько слов: «Я сделал это, чтобы отомстить за мою честь». Несколько позже он добавил: «Вы не можете себе представить, что я почувствовал, когда увидел, что этот подлец старался отнять у меня жену, в то время как я сражался во Франции и был лишен возможности защищать ее честь. Можете ли вы удивляться тому, что я сделал под влиянием момента, когда увидел эту собаку, увлекавшую мою жену на позор».

Перед нами был оскорбленный муж, три года подряд сражавшийся за свою родину, офицер с незапятнанной репутацией, являвшийся естественным защитником своей жены, но лишенный возможности защищать ее из-за службы отечеству. Он был жертвой противоречивого чувства долга. Но английские законы не признают никаких градаций в оценке убийства. Не существовало никаких смягчающих обстоятельств для преступления, за исключением разве возможного признания со стороны присяжных заседателей факта, что Малькольм выпустил эти четыре выстрела исключительно в качестве меры для защиты своей жены. Существовал какой-то слабый луч надежды. Во время следствия мы узнали через г-жу Малькольм, что граф купил себе револьвер на случай, если ему придется защищаться против оскорбленного мужа, и хранил это оружие постоянно заряженным в ящике своего ночного столика. В день преступления полиция нашла этот ящик приоткрытым на 9 дюймов. Правда, заряженный револьвер все еще находился в своем чехле, но Малькольм мог заметить, как выдвигали ящик, и с полным основанием мог предположить, что его противник собирался в него стрелять, и поэтому выстрелил в свою очередь из своего револьвера.

Малькольм был оправдан и получил возможность, к большому удовлетворению английского общества, вернуться на фронт и продолжать служить отечеству. Однако мне невольно приходит в голову вопрос, как бы поступили присяжные заседатели, если бы положение было иное, если бы Борх выстрелил первый и убил нападавшего на него Дугласа Малькольма? Согласились бы они в таком случае оправдать этого подозрительного шпиона, эту темную личность? Вот вопрос, который должны задать себе все, кто склонен превозносить безупречность весов правосудия и беспристрастность английских судов.

Мирная конференция