Шпионская игра (ЛП)

  «Перестройка» 9552, по ее словам, пришла в архив как своего рода шок. В 1992 году Калининград открыл границы с Литвой. До этого регион был полностью закрыт для иностранцев. И вдруг в стальную дверь архива стучались люди, желающие узнать что-то новое. Не странные вещи, не секреты, а только о самих себе. Затем первая волна пришла из Литвы, литовских граждан, а с ними и граждан Германии, которые использовали Литву в качестве маршрута, а вторая волна пришла из Германии в 1995 году, когда было разрешено прямое путешествие из Германии. В те первые годы они приходили ежедневно. Они приходили с именами и адресами, иногда по имени отца, мужа или брата, пропавших без вести пятьдесят лет назад. Большинство из них были старыми, людьми, у которых были какие-то воспоминания об этом месте и о своем полете или путешествии, люди, которые достигли той стадии жизни, как она видела, когда человеческое существо хочет оглянуться назад и осмыслить прошлое. Некоторые дети этого поколения пришли узнать об этом от имени своих родителей. Были даже такие, кто приходил к ней (и эти истории она находила наиболее трагичными), которые, будучи маленькими детьми, в конце первой российской оккупации, были переданы немецкими родителями литовским семьям и воспитаны в Литве как литовцы. и пришли теперь только с воспоминаниями об их прежних немецких именах. Они пришли к ней спросить, кем они были.

  Для нее это было странное время. В здании архива, в библиотеке и на стульях в коридоре она видела, как люди плачут. Тогда она почувствовала, что ей следовало получить образование психиатра, чтобы она могла разбираться в содержимом человеческого разума.

  Мы сидим в ее офисе, лицом к ней через коричневый стол. В комнате убогая непринужденность, отпечатки старого Кенигсберга на стене и растения, ухоженные в горшках, стеклянная дверь, приоткрытая, ведет в большой кабинет за ним, где женщины разговаривают по-русски с легкостью, что наводит на мысль, что это не так. говоря о своей работе.

  «Я знаю имя моей матери, вот и все».

  «Она говорит, что у нее не так много для тебя».

  Архивист владеет немецким языком. Старик говорит с ней по-немецки, затем поворачивается ко мне и переводит на английский. Это придает разговору движения формального танца.

  «Она говорит, что большинство церковных книг, книг о рождении, смерти и браке были увезены в Германию. Эти вещи можно найти в других архивах, в Германии и некоторых в Польше ».

  «Так что у нее есть?»

  Руки архивиста указывают на прямоугольник. Большая книга. Ее руки и глаза общаются напрямую.

  «У нее есть почтовый регистр. Я не знаю, как вы это называете именно по-английски. Имена и почтовые адреса всех жителей Кенигсберга на момент начала войны. Если вы знаете имя своей матери, вы наверняка найдете там ее семью ».

  Это не книга, а коробка, коробки, пестрые серые коробки с папками с потрепанными факсимильными сообщениями, дешевые фотокопии, которые люди потрепали пальцами. Некоторые нечеткие и трудночитаемые, на них темные линии и тени складок от оригиналов, шрифт готический, тяжелый и черный.

  Имена перечислены в алфавитном порядке с указанием профессии главы семьи, а затем адреса. На них можно ссылаться в другом файле, где списки делаются по улицам, с записанными номерами этажей и квартир и даже планами дворов и переулков. В этих записях есть восхитительный метод и точность, даже несмотря на то, что они относятся к 1940 году, времени самой войны.

  Это не к спеху. Немцы сказали, что встретятся со мной позже. Архивист привела меня в эту пустую библиотеку, от которой пахло пылью, и теперь сидит за столом в конце комнаты, как и положено. Она взяла с собой какую-то работу и осторожно к ней относится. Я не начинаю поиск сразу, а только просматриваю страницы, начиная с As. Даже в том, как эти имена собраны вместе, даже на первой странице, есть бесстрастная история: Ахенер, Эйб, Абель, Абергер, Абернетти, Аберт, Абессер, Абрахам, Абсевич.

  Я знаю, что мою мать зовут Каролина Одевальд. Все называли ее Кэролайн, но до этого она была Кэролайн с четырьмя слогами вместо трех. Каролина Одевальд была именем в бумагах, которые у нее были, когда она вышла замуж, Кэролайн Вятт в паспорте, который она привезла с собой в Англию, Кэролайн она стала, когда она была там. Всего перечислено шесть Одевальдов. Никакой Каролины - конечно, я не ожидал этого, поскольку Каролина в 1940 году была бы всего лишь ребенком, - но Эрнст, Фриц, Германн, Карл, Маргарет и Отто. Их занятия не дают ни малейшего представления. Я понятия не имею, чем занимается отец Кэролайн, только предполагал, что семья была относительно зажиточной и принадлежала к среднему классу, поскольку в доме был рояль. Представляю себе стереотипного, пузатого в жилете: профессионала, юриста, бизнесмена.