Шпицбергенский дневник

Лонгиербюен встретил нас дождём, так что ещё в самолёте я надел свою куртку с капюшоном.

В прежние годы, готовясь к выходу, я знал, что сейчас у трапа встречу Бенту. Эта чудесная женщина, работавшая старшей в компании внутренних норвежских авиалиний в Лонгиербюене, всегда радостно приветствовала меня у трапа самолёта, говоря обычно:

— Хай, мистер Бузни. Вы опять здесь? Очень рада вас видеть.

Следовали дружеские объятия, а шедшие со мной друзья с завистью смотрели на меня, бурча потом, что вот, мол, не успел Бузни приехать, а уже обнимается с женщинами. Откуда им знать, что не так просто складывались наши отношения с Бентой. Первое время, когда я начинал работать переводчиком, в аэропорту Бенте даже звонить по своему служебному телефону не разрешала. Говорила:

— Мистер Бузни, вон телефон автомат стоит, звоните оттуда, куда вам надо.

И приходилось доставать металлические кроны, которые были у меня на счету, и звонить на почту с просьбой приехать за мной на машине. Но это только в самом начале нашего знакомства. Тогда я думал, что Бенте суховатая и строгая женщина. Строгой, конечно, она была, и потому, видимо, ей доверяли руководство коллективом. Но о сухости никакой речи не могло быть. Когда она со своим супругом бывала на праздничных приёмах в нашем консульстве, то я с большим удовольствием приглашал её на танец, отмечая в ней приятную женственность.

Разумеется, весь женский коллектив авиакомпании я подкупал не только тем, что дарил иной раз шоколадки, открытки, а позже и свои книги, но и моей постоянной улыбкой, с которой обращался к ним даже в самые трудные для меня моменты. Я всегда просил у них помощи, и они к этому привыкли. Каждую я знал по имени, с каждой у меня складывались отношения по своему. Они все знали, что я никогда не позволю себе лишнего, не оскорблю их чувства, но и никогда не буду официален, а уж тем более резок. Я разговаривал с ними, как с любимыми женщинами, и они отвечали мне тем же. Когда они узнали, что я уезжаю работать в Россию и, возможно, не вернусь, то неожиданно для меня прощаясь подарили фирменную сумку через плечо и необычный зажим для галстука. Меня их внимание очень тронуло. Нет, что ни говорите, а суровый северный край не делает людей столь же суровыми, и они так же как мы умеют быть чуткими, нежными, прекрасными друзьями.

Но многие из этих женщин давно уехали на материк. Бенте не покинула сей край, но стала почему-то работать в туристической компании. Об этом я узнал ещё в прошлом году, так что не ожидал её встретить. Теперь здесь работали, как мне казалось, очень серьёзные женщины. Понятное дело, ведь мы пока не были знакомы и не улыбались навстречу друг другу.

В аэропорту среди встречающих работников треста или кого-то из Баренцбурга, конечно, не было, зато Умбрейт, как всегда, оказался на месте и с радостью предложил свою помощь отвезти нас в «зелёный домик» или устроить у себя в кемпинге. Но тут в толпе то ли встречавших, то ли провожавших оказался Пётр Гловацкий. Высокого роста, он легко был заметен, однако кто ж его ждал? Он сам бросился с объятиями к Старкову. Я не сразу его узнал, поскольку мы давно с ним не виделись. Разумеется, это был директор польского научного института. Он бывал в Баренцбурге на своём научном судне, и мы помогали своим братьям славянам как с дешёвым топливом, так и в приёме экипажа во время стоянки судна в нашем порту. Но для меня это было давно.

Старков имеет возможность видеться Питером довольно часто во время ежегодных командировок в Польшу и они рады неожиданной встрече.

Гловацкий узнаёт меня сразу и тут же интересуется, не нужна ли нам его помощь, предлагает отвезти в наш посёлок на своём судне. Сообщает, что буквально сегодня они вернулись из Хорсуна, судно на ходу, а российский вертолёт прилетал по их просьбе в Хорсун, чтобы помочь с отправкой людей, но потерпел неожиданную аварию: во время полёта вертолёт столкнулся со стаей птиц, от удара с которыми разбилось лобовое стекло. Исходя из полученной информации, мы понимаем, что в таком случае, на скорый прилёт вертолёта рассчитывать не приходится и потому, естественно, попросили отвезти нас немедленно в Баренцбург, чтобы не мучаться с ночёвкой в Лонгиербюене. Был бы я один со Старковым, остались бы с удовольствием хоть на сутки, но устраивать на ночлег бесплатно ещё восьмерых спутников не так просто, поэтому принимаем решение согласиться на помощь поляков, так что любезность Умбрейта в этот раз не понадобилась. У Глорвацкого и автобус стоит в аэропорту. Грузимся и едем к кораблю.

Почти три часа морского хода. Знакомые картины всё ещё заснеженных гор, летающих над головой глупышнй и гагарок.