Читаем Шпицбергенский дневник полностью

Наступило время фестиваля. Готовя своих артистов к поездке, директора рудников предупредили их, что вылет в Норвегию будет производиться с прохождением таможни, а потому никто не имеет право брать с собой более двух бутылок спиртного и уж тем более запрещается торговать спиртным в норвежском городе, поскольку в дневное время там не допускается торговля алкоголем. Всем была известна история с предыдущей поездкой в Норвегию, когда наши артисты спокойно прошли таможню без излишков водки, но ко всеобщему удивлению в норвежском городе у всех откуда-то появилась водка для продажи. А суть заключалась в том, что на таможне никто не обратил внимание на одно обстоятельство: большую балалайку-контрабас несли из самолёта два дюжих артиста. Никому в голову не пришло, что в музыкальном инструменте лежали бутылки водки, которые и создавали весьма внушительную тяжесть.

Во время нашей поездки такого казуса не произошло. Водку и сувениры везли, но в допустимых количествах. Сюрприз оказался в другом. В Харштаде нас поселили в здании школы, а питаться пригласили в кафе. Здесь всё было красиво, чисто, культурно. В обеденном зале на столах оказались большие блюда, в которых лежали пакетики с чаем, упакованное порциями варенье, масло, молоко, тюбики с икрой. Всё это богатство бросилось в глаза моим артистам и почти немедленно стало исчезать в дамских сумочках. Результатом невинного грабежа стало то, что при следующем нашем появлении в кафе мы уже не видели свободно лежащих пакетиков и тюбиков, а каждому они выдавались по одному экземпляру в окне раздачи основных блюд.

Позже, когда после фестиваля мы возвратились в свои посёлки, Питер приехал в Баренцбург, мы неплохо посидели в баре гостиницы и пошли по гулять к морю. Только там Кокин решился рассказать мне ещё об одном неприятном сюрпризе, преподнесенным нашими женщинами во время фестиваля.

Несколько смущаясь, не желая меня ничем обидеть, Кокин рассказал, что в том же кафе после нашего появления в туалетах исчезли рулоны туалетной бумаги, а сотрудники кафе возмущённо требовали от Кокина не приводить больше туда русских. Не знаю, как ему удалось уладить конфликт, но мне он ничего не говорил и нас по прежнему пускали на завтрак, обед и ужин. Наверное, решили, что пару дней нашего пребывания можно и потерпеть. Выручало поразительное спокойствие Питера.

Там же в Харштаде я восхищался невозмутимостью моего друга во время события, которое иному человеку могло бы стоить инфаркта. А произошло вот что. По предложению Кокина, любившего что-то изобретать необычное, ша Шпицбергене сделали из огромного айсберга фигуру белого медведя и морем на корабле доставили его к месту фестиваля. По замыслу Кокина ледовый белый медведь должен был символизировать далёкий архипелаг т потому его решили установить на центральной площади города.

Наши артисты давно уже бегали по магазинам в ожидании начала фестиваля и совместного российско-норвежского концерта, когда мы с Кокиным пришли на площадь понаблюдать установку белого медведя на специально приготовленную платформу. Вот в одном из проулков появляется машина-рефрижератор. Там в холоде привезли из порта ледовый символ Шпицбергена.

Я спрашиваю Питера:

— А зачем ты придумал такую штуку? Ведь сейчас лето, и медведь из льда скоро начнёт таять.

— Ну и что? — отвечает Питер, — за день медведь не растает, а впечатление произведёт.

Мне затея кажется смешной. Расходы на изготовление медведя, погрузку на корабль, разгрузку и перевозку большие, а эффект вряд ли будет впечатляющим, на мой взгляд. Но вот такой Кокин. У нас с ним, правда, много общего.

Он, как и я любит писать. Издал небольшую книгу пьес. Одна его пьеса даже поставлена была в театре. А я, хоть пьес и не пишу, но много лет выступал на сцене народного театра. Так что мы почти коллеги, потому и нашли быстро общий язык.

Стоим с Питером и наблюдаем, как рабочие открывают дверь рефрижератора, цепляют к стреле подъёмного крана сетку, в которой находится медведь.

Мы сами впервые видим это огромное ледовое изваяние, почти прозрачное и, конечно, скользкое. С замиранием сердца смотрю, как рабочие в толстых рукавицах с трудом стаскивают холодную скульптуру с машины и она неуклюже зависает в сетке. Стрела крана начинает медленно подниматься, вытягивая сетку, которая оказывается не столь густой, и замечательная фигура медведя вдруг словно ожила, зашевелилась и вывалилась из сетки, грохнувшись о земь.

Кокин успел взмахнуть рукой, как бы предупреждая рабочих об опасности, но пропутешествовавший по Ледовитому океану более тысячи километров представитель архипелага раскололся на части и Питер, поняв фатальность происшедшего, ухмыльнулся, разведя руками:

— Вот и всё.

На следующий день в газетах мы увидели фото разбитого медведя. Его всё же установили, точнее, положили на заготовленную для него платформу, а жители и гости Харштада имели возможность подходить и откалывать себе кусочки льда и съедать тут же или опускать в стаканы с напитками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза