– Мне горько за вас, госпожа, – говорил тем временем Карвер. – Жестокая судьба столкнула вас с человеком, мягко говоря, не вполне достойным… На колени, Солль!
Эгерт пошатнулся, Тория поймала его взгляд. «Попадешь в безвыходную ситуацию и победишь»… Небо, как можно победить несущийся с горы камень, оползень, обвал? Внутри Соллевой души выл, метался, тысячи раз умирал жалкий трус – и Эгерт знал, что спустя секунду мерзкое животное подчинит его полностью.
– Ты слышишь, Солль? – повторил Карвер негромко. – На колени!
Тория здесь, Тория смотрит. Неужели она думает…
Не доведя мысль до конца, он рухнул в липкую грязь под ногами. Колени подогнулись сами, и теперь перед глазами у него оказались потертый Карверов пояс и лоснящиеся кавалерийские штаны.
– Вы видите, госпожа? – донесся сверху укоризненный Карверов голос. – Спросите его теперь, спросите о чем угодно – он ответит…
Эгерт не видел Торию – он чувствовал ее рядом, ощущал ее болезненное напряжение, и гнев, и растерянность – и надежду.
Она надеется… Она не понимает, что это невозможно. Невозможно преодолеть силу наложенного Скитальцем заклятия. Никогда.
Шпага дернулась в нетерпеливой руке Карвера:
– Говори: я последняя тварь…
– Эгерт… – отозвалась Тория, отозвалась издалека, откуда-то из светлого зимнего дня, где вечнозеленое дерево на могиле Первого Прорицателя.
– Я последняя тварь, – выдохнул он запекшимся ртом. Карвер удовлетворенно хмыкнул:
– Слышите?! Повторяй: я – трусливая дамская болонка…
– Эгерт… – повторила Тория едва слышно.
– Я – трусливая дамская болонка… – сами собой шептали его губы. Притихшие было Дирк с Бонифором залились радостным хохотом.
– Повторяй, Солль: я подонок и мужеложец…
– Оставьте его! – выкрикнула Тория вне себя. Карвер удивился:
– Вы так волнуетесь… Из-за него? Из-за этого… И потом он точно-таки мужеложец, мы застали его с дружком в одном кабачке… А вы не знали, конечно?
До Солля доносилась ее беззвучная мольба: останови это, Эгерт. Останови… Сломай заклятие…
Глухо хлопнула дверь – угрюмая кухарка прошла к сараю, кинув на людей у забора тяжелый, по-прежнему равнодушный взгляд. Поигрывая клинком, Карвер дождался, пока она проковыляла обратно и грохнула тяжелой дверью, потом повертел шпагой перед самым лицом жертвы:
– Отвечай, подонок… Ты Эгерт Солль?
– Да, – прохрипел Эгерт.
– Ты дезертир?
– Да…
И тогда он снова покрылся потом – но уже не от страха. Сломать заклятие… Пять раз произнести «да».
– Ты, мерзавец, убил жениха этой прекрасной госпожи?!
Торию трясло. Она тоже поняла – сгорбленной спиной своей Эгерт чувствовал ее лихорадочное, на пределе срыва ожидание.
Карвер широко ухмыльнулся:
– Ты любишь эту госпожу, да, Эгерт?
– Да! – выкрикнул он в четвертый раз, чувствуя, как колотится обезумевшее сердце.
Ему казалось, что он слышит дыхание Тории. Светлое небо, помоги мне. Ведь шанс предоставляется лишь раз – и первое в душе должно стать последним… Это значит – отбросить страх?!
Он вскинул голову, ожидая пятого вопроса; встретившись с ним глазами, Карвер невольно отшатнулся, будто увидев перед собой призрак прежнего, повелевающего Эгерта Солля. Отступив на шаг, испытующе оглядел жертву; Солля била крупная дрожь. Карвер удовлетворенно усмехнулся:
– Дрожишь?
– Да!
Он одним рывком поднялся с колен. Успел заметить замешательство в глазах Карвера, успел спиной ощутить движение Тории, шагнул вперед, намереваясь схватить лейтенанта за тощее горло; Карвер поспешно выставил перед собой шпагу, Эгерт протянул руку, чтобы отвести острие – и в этот момент приступ тошнотворного, еще более отвратительного страха превратил его сердце в жалкий трепещущий комок.
Ноги подкосились – он снова осел на землю. Трясущейся рукой коснулся щеки – шрам был на месте, жесткий, заскорузлый рубец; шрам был на месте – и на месте был изводящий душу страх.
Со скрипом раскачивался фонарь; Эгерт чувствовал, как стынут его колени в ледяной жиже. Откуда-то с крыши капала вода: кап… кап… Что-то беспомощно прошептала Тория; Карвер, опомнившись, недобро сощурился:
– Значит, так… Ты сейчас докажешь госпоже свою любовь, – и он круто развернулся к спутникам, – Бонифор… Там козочка в загоне, видишь? Хозяин не обидится, если мы займем ее ненадолго…
Все еще надеясь, он шевелил губами, повторяя многочисленные «да» – а Бонифор уже возился возле загона, и Тория, все еще не веря в поражение, непонимающе оглядывалась на Бонифора, на Карвера, на усатого Дирка. Аспидно поблескивала черная поверхность жирной лужи.
Надежда последний раз дернулась в душе – и затихла, оставив на смену себе глухую безнадежную тоску; он почувствовал, как Тория тоже поняла это – и сразу обессилела. Глаза их встретились.
– Уходи, – сказал он шепотом. – Пожалуйста… уходи.
Тория осталась стоять – не то не расслышав, не то не поняв его, не то не в силах сдвинуться с места. Карвер хмыкнул.