Шрамы на стали (СИ)

Умер. Она договорила за него мысленно: научилась чувствовать, что Гаскон хотел бы сказать, да и это не было так сложно. Не успел он закончить, Мэва рванулась к нему навстречу, ухватила на воротник, встряхивая неожиданно, со злой силой. Она хотела бы ударить, но руки дрожали.

— Не смей так думать, — прорычала она. — Мне тяжело было бы терять вас обоих. Мы не властны над своей судьбой, Гаскон, а мне остается только пожинать плоды своих решений. Ни одно из них не было неверным. Нет меньшего или большего зла. Могла умереть и я, мог любой из нас.

— Наконец-то узнаю тебя, — вздохнул Гаскон, улыбаясь. — Такой ты нравишься мне гораздо больше, чем утопающей в своей горечи.

Она замолкла. Отняла руки, отстранилась. Гаскон казался слишком искренним, чтобы притворяться, пытаясь ее разозлить, заставить вспыхнуть яростью снова, точно как на поле боя.

— Можешь считать меня глупцом, но я сам рад бы умереть вместо Рейнарда, если б это сделало тебя счастливее, Мэва, — покачал головой он. — Это достойная смерть, та, о которой разбойнику, вроде меня, только мечтать.

— Я все-таки ударю тебя, — беспомощно проговорила Мэва. Она была рада, что в темноте, даже стоя так близко, Гаскон вряд ли может рассмотреть ее искаженное лицо.

— Я благодарен за то, что ты не вздернула меня тогда, очень давно, и что позволила пройти весь этот путь. Я волен был уйти, Мэва, но сам хотел остаться и сражаться за тебя. И мне не нужны ни земли, ни золото, ни слава, ничего, я делал это, чтобы увидеть, как ты будешь стоять перед радостной толпой твоего народа.

Она застыла, когда Гаскон порывисто схватил ее за руку — пальцы его, худые, с мозолями от тетивы, чуть дрожали и обжигали лихорадочно, но голос его был серьезен и тверд как никогда. Он не лгал ни в едином слове, здесь, в мягкой полутьме, где не перед кем было отыгрывать свои ужимки. Гаскон был таким, каким знала его и понимала только Мэва, искренним и оттого немного потерянным.

— Как благородно, — едва слышно вздохнула Мэва.

— Не совсем, не ожидала же ты от самого Кобелиного Князя такой щедрости? — хмыкнул он, точно решился на опасную авантюру. — Одно условие все-таки могу назвать. Позволите украсть еще один поцелуй, моя королева? — немного криво улыбнулся Гаскон.

Ей на краткое мгновение подумалось, что если он вздумает издеваться над ней и потянется снова целовать руку, придется приказать немедленно повесить его на ближайшем столбе.

— Всего один? — только уточнила Мэва, потому что никаких иных здравых мыслей у нее в голове не осталось.

Он ничего не ответил, шагнул ближе. Целовал аккуратно, будто боялся, что это наваждение спадет, сном ускользнет прочь. Мэва прикрыла глаза; в кабинете и так было слишком темно. Она запомнила пряный привкус вина и то, как скользнула рука по виску, по волосам, бережно поправляя ей тяжелый королевский венец. Мэве не хватало воздуха, легкие будто залили расплавленным металлом.

Она хотела сказать что-то, но не находила слов. И совершенно забыла, как даме стоит реагировать на поцелуи наглых разбойников; только забытой части ее хотелось, чтобы этот миг не заканчивался никогда, — мгновение, в которое она наконец почувствовала спокойствие спустя столько месяцев.

Гаскон так и не отпустил ее руку.

— Пообещай кое-что, Мэва, — попросил он. — Забудь на мгновение войну. Ты победила, это твой триумф, так отметь его, как полагается. Все эти напыщенные короли и графы не смогли, а ты своими руками выцарапывала нам победу. Завтра будут праздновать, завтра все солдаты, которые верят в тебя, будут наблюдать. Улыбайся им, гордись тем, что совершила, Мэва. Это единственное, что я могу просить.

— Верни корону, Гаскон, — потребовала она, как только смогла говорить. — Сейчас же.

Он расхохотался, подбрасывая золотой венец и ловя, ловко крутанув на запястье. И впервые за все дни после смерти Рейнарда Мэва смогла улыбнуться ему в ответ.

========== 5. ==========

Комментарий к 5.

все-таки пять - хорошее число, так что вот заключительная (надеюсь) зарисовка.

au, в котором додаем свои концовки; все до неприличия счастливы, хэппиэнд.

— Я надеялся увидеть тебя в придворном платье с декольте хотя бы в этот день, — горячим шепотом опалило ухо, и Мэва нестерпимо захотела обернуться, но только увереннее стиснула пальцы на ножке кубка с крепким, сладким вином. Укор она готова была принять справедливо, ведь и правда предпочла не обнажающие плечи украшенные корсеты, а позолоченный легкий доспех — так, бесполезная в бою декорация, слишком изящная. Мэва не отступила от себя ни на шаг; королевская мантия укрыла плечи, венец железно стиснул виски.

— А я тебя — в приличном камзоле, Гаскон, — проговорила она негромко, сдерживая улыбку. — Похоже, мы оба немного разочарованы.