Шрамы на стали (СИ)

Он устроился по левую руку от нее, и Мэве на мгновение показалось, что неисправимый Гаскон сейчас закинет ноги на стол, точно как привык делать, но, к счастью, это была лишь ее фантазия. Праздник набирал обороты; звучала музыка, кто-то танцевал. Кругом — сплошь высший свет, слетевшийся коршунами на торжественный королевский прием, да ее соратники, решившие присоединиться к трапезе, хотя многим из них, да и ей пока что, привычнее была походная столовая, чем обширная зала замка с высоким потолком и ослепительным блеском висячих люстр. Справа от Мэвы сидел напряженный Виллем, не отваживающийся притронуться к вину: он чрезвычайно быстро пьянел. Король Демавенд, так и не покинувший пока Ривию, устроившийся напротив за другим концом мощного длинного стола, окруженный приближенными аристократами, ничем не смущался, был пьян давно и безнадежно.

— Ты все-таки улыбалась им, — мимоходом произнес Гаскон, ловко впиваясь в жареную птицу посередь стола ножом и утаскивая себе на блюдо аппетитные куски. — И сияла ярче клятых нильфгаардских солнц. Что ж, доспехи в чем-то выигрывают.

— Ты был очень убедителен в просьбах, — аккуратно ответила Мэва.

Прикусила губу, словно хотела уловить горько-пряный привкус того прикосновения. Она до сих пор не была уверена, не наваждение ли это; они о той ночи не говорили, а Гаскон исчез в тенях коридора, как только вернул ей корону. Мэва не хотела признаваться, что ей стало легче, что на сердце, рваном, истерзанном, искалеченном, было почти тепло. Она уже забыла, что оно может чувствовать что-то, кроме выжигающей ярости и отчаяния, она забыла, когда заживо приколотила к своей душе стальной щит, поглубже вогнав штыри. А тут кто-то решил ее отогреть пылающими пальцами, искренне, надеясь на удачу и только на нее: Гаскону всегда везло. А Мэва не привыкла сдаваться, и упрямство не позволяло ей покориться.

Она оглядывалась по сторонам в немного скорбном молчании: война окончена, нужно как-то жить дальше. Нужно начинать все заново и учиться миру. Пока не придет новая битва, а за ней следующая и следующая; Мэва устала, Мэва истово желала, чтобы теплый пьяный вечер никогда не заканчивался, но она чувствовала, что это не итог, не конец. Черная громада Нильфгаарда разбилась о них, как волна о гордый острый мыс, — но надолго ли?..

— Ты снова где-то не там мыслями, — укоризненно заметил Гаскон, точно лично его задевало, что Мэва недостаточно весела.

— Думаю о будущем, о чем же еще, — покачала головой она. И проговорила, поддавшись внезапному порыву: — Скажи, ты ведь ни за что не стал бы оставаться в этом несчастном поместье?..

— Конечно, не стал бы, — разулыбался Гаскон. — Разве я предназначен для мирного существования? Способен провести жизнь в визитах к соседям да заботах о хозяйстве? Мне приятно твое желание отплатить, но нет, не налезет на меня шкура приличного дворянина. Я… мог бы остаться при тебе, знаешь? Не нужен тебе сторожевой пес у трона?

В голосе звякнула надежда; Гаскон говорил, с трудом из слогов собирая слова. Там, за самодовольной, но мягкой ухмылкой он боялся, что ему откажут, щурил темные хмельные глаза, глядел внимательно.

— Что же, хочешь быть генералом? — неловко уточнила Мэва; подступал смех, стоило вообразить Гаскона при генеральских доспехах, с серьезным выражением лица, которое — тоскливо прострелило сердце — было так свойственно Рейнарду.

— Наемником, — предложил Гаскон. — Я знаю своих людей, они уже давно стали частью твоего войска, и многие тоже не захотят уходить. Кормят нормально, платят прилично, с муштрой почти уши не проедают… Так и пускай. Границы всегда неспокойны, тебе нужны будут… как это у вас говорится… мобильные отряды. У меня много конных, а в деле ты их видела — охотничьи собаки, а не люди. Объявится снова шайка где-нибудь в Лирии, так что же, пойдешь сама их бить? Еще и свяжешься с каким-нибудь другим разбойником, знаю я… Нет, лучше уж сам.

Несмотря на все паясничанья, было понятно, что Гаскон хорошо обдумал свое предложение. И смотрел необычно серьезно, дожидаясь ее решения, точно Мэва приговор выносила, снова его на плаху отправляя. Не отступит: упрям, ей под стать. Если дать ему поместье и проклятую мирную жизнь, сбежит вовсе, затеряется в лесах да на больших дорогах, и — снова тревожно стало — больше никогда Мэва его не увидит; а то и оскорбится до глубины своей разбойной души и свергнет ее ненароком — у Гаскона бы хитрости и удали хватило…

— Когда-то мы с Рейнардом обсуждали наемное войско, — призналась Мэва, действительно вспоминая давний разговор, начавшийся еще до того, как завозилась на юге черная рать. — Нельзя зависеть только от своих вассалов, иначе они обнаглеют, как Колдуэлл, захотят пошатнуть трон, ножки раскачают. Но перекупить таких солдат — много ли сил…

— Сколько можно об одном и том же? — простонал Гаскон, привлекая ненужное внимание к их тихому разговору. — Да, я запросто продавался когда-то, но был ли хоть раз, когда ты усомнилась в моей преданности? То есть… после тех чертовых болот? Мэва, я сдох бы за тебя. Я и мои люди!