(У меня плохо с канонными датами, не знаю, могло ли такое сложиться, но если что, полное ау, в котором Ольгерд фон Эверек и Гаскон каким-то образом давно знакомы. Нужно больше обворожительных разбойников в текст.)
Ночью на Беллетэйн над Лирией повисла яркая луна, круглая, светящаяся, точно начищенная монета, но часто скрывающаяся за облаками; мягкая темнота заботливо укутала землю, снисходительно пряча всех, кто выскальзывал из домов поздним часом, стремясь к уже разгоревшимся в полях кострам — там мелькали тени и звучала незатейливая музыка.
Лунный свет позволил бы особо внимательному глазу рассмотреть, как из-под быстро поднявшихся ворот королевского дворца выскальзывают две тени — конные, быстрые, ловкие. Теплый майский воздух, полнившийся ароматом буйно цветущего чубушника, хлестко разрезал короткий ликующий выкрик и частая дробь отлично подкованных копыт. Случайный стражник, тоскливо маявшийся на посту, вздрогнул, загромыхал железом, пытаясь приосаниться и схватиться за алебарду удачнее; его точно оглушил громкий хохот, ошеломил вид мелькнувшей под плащом золотой косы — каждый лириец по ней мог бы узнать королеву…
Приникнув ближе к шее пышущего жаром коня, Мэва увлеченно оглядывалась по сторонам: ночью собственные земли казались ей чудными и магическими — особенно сегодня, когда и дышалось, и чувствовалось иначе. Даже дышать было сладко, а свобода ударяла ей в голову получше вин, запертых в королевском погребе. В изменчивом серебряном свете все виделось иным, только человек, ехавший с ней рядом, почти притираясь боками бодрых, еще совсем свежих лошадей, был прежним. Год при дворе, должный воспитать и научить приличиям, нисколько не умалил ни его наглости, ни умения подбивать ее на безумные авантюры вроде этой ночной вылазки. И Мэва была благодарна за это всем богам.
— Наперегонки до тех деревьев? — прокричал Гаскон весело, едва не подавившись ветром, когда они прилично отъехали от дворца — чтобы никто не увидел их глупого ребячества. Порывом с него сорвало просторный капюшон плаща, разметало лохматые волосы.
Не отвечая, Мэва вдарила по бокам лошади — немо принимала вызов, увлеченно вперилась взглядом в деревья с пышными темными кронами, криво изогнутые на перекрестке; смотрела только на них, не отвлекаясь на Гаскона, который подгонял свою лошадь залихватским воем — как в старые добрые времена. Сердце заходилось, пытаясь вырваться из груди ожившей птицей, колотилось чуть не в горле. Они едва не влетели в деревья — пришлось крепко хватать поводья, вынуждая лошадей встать на дыбы и заливисто заржать.
Как бы там ни было, Гаскон был не из тех, кто стал бы оскорблять ее и нарочно поддаваться, и Мэва гордилась собой и породистой королевской кобылкой, которой она ласково трепала гриву и шею — тонконогая легкая лошадь будто и была создана, чтобы бежать быстрее ветра. Воодушевленная рывком, в котором она в последние мгновения вырвала победу, Мэва и не заметила, как они ненароком, продолжая путь, свернули в сторону одного из селений. Она и знать не знала, куда Гаскон ее повел; Мэве в голову не пришло послать следом эскорт, даже спросить она забыла.
Рядом с деревушкой стояла старая покосившаяся мельница, тревожно поскрипывавшая, поблескивала мелкая река, через которую был переброшен небольшой мосток. А издалека доносились крики и отзвуки песен, мелькали огненные искры; деревня была почти пуста, окна темнели провалами, но собаки забрехали громко и яростно, стоило им, сбавив шаг, проехаться по главной улице мимо корчмы. Беллетэйн — Мэва потерялась в днях, забылась, чтобы очнуться прямо посреди разгульного праздника.
— Решил взяться за старое? — подначивала Мэва, все еще часто дыша, широко улыбаясь в полутьме — зная, что никто ее не увидит. — Мы станем грабить бедных крестьян, пока они празднуют эту дикость? Вынесем ложки и сковородки? Знаете, милсдарь разбойник, я вынуждена вас остановить…
— Мы тоже будем праздновать эту, как ты говоришь, дикость, — серьезно поправил Гаскон, и что-то подсказало Мэве, что спорить с ним бесполезно и бессмысленно. — Почти прибыли! Да ладно, не хмурься ты так, не красит. — Луна как раз выглянула из-за рваного облачка и наверняка высветила ее серьезное строгое лицо. — Ты обещала — иначе ради чего я гонял с Виллемом всякую шваль на границе?..
— Обычно наемники выбирают в награду мешок золота в их собственный вес, — напомнила Мэва. — Уютное поместье. Ночь с королевой, в конце концов, встречались и такие…
— Надеюсь, ты их повесила. Впрочем, вот тебе ночь, — Гаскон широко взмахнул рукой, опоясывая притихшую деревеньку, — а вот и хмурая недовольная королева. Кажется, я все делаю правильно, нигде не ошибся!