— Когда пожелаешь. Кажется, стихает, — прислушался Гаскон. — Ну точно, и костры гасят… Ночь почти закончилась. Рассветает, гляди, как…
— Красиво, — подсказала Мэва, приподнявшись на локтях.
Тонкая линия горизонта вспыхнула ярко и заполошно, подсветилась алым — кажется, то был добрый знак. Точно боги тоже праздновали Беллетэйн и жгли костры, приветствуя новое лето. Новый цикл — повод забыть и жить заново. Ей хотелось обмануть себя еще и поклясться, что это последний раз, когда она сомневалась…
— Как хорошо здесь… В детстве я думала сбежать, — вспомнила Мэва. — Может, после того, как услышала, что меня отдают Регинальду. Но пару раз мечтала, что стану кем-то вроде бродячего рыцаря, буду скрываться от королевских стражей… Нас начнут искать, верно?
— На рассвете, — прикинул Гаскон. — Когда ты не проснешься раньше всех и не попытаешься построить народ во дворце, как тебе нравится. Тот стражник вспомнит, что видел нас, за мою разбойничью голову назначат награду — решат, что я подло похитил королеву.
— Кажется, ты именно это и сделал, — справедливости ради напомнила Мэва, нашарила его руку. — Спасибо, Гаскон. Нам нужно иногда куда-нибудь выбираться… не в военные походы, я имею в виду. И говорить. Мне правда становится легче.
— Всегда к твоим услугам… Красть, говорить — что пожелаешь. И не только это я умею совершенно замечательно! — сияя улыбкой, заявил он. — Мэва…
— Прямо в поле, лорд Броссард? — возмутилась Мэва, слабо и шутливо пытаясь отбиться от его рук; спать ей больше не хотелось, она почти хихикнула — и готова была проклясть себя, что вышло так… недостойно: — Как это экстравагантно и неудобно.
— Традиция, — убедительно заверил Гаскон. — А традициям нужно следовать. Это важно, знаешь ли… Я думаю, эльфы для того и придумали Беллетэйн, чтобы их женщины, которые больше на снежных баб похожи, никак не отвертелись…
— А что бы ты пожелал? — вдруг спросила Мэва, пока ей еще давали говорить; сама размышляла над этим. — Если бы фон Эверек рассказал?.. Золото, славу, свободу?
— Золото — это всегда хорошо, это конечно, но… Не знаю. И думать не хочу. Чтобы эта ночь не заканчивалась, — предложил Гаскон. — Тебе ведь было… весело? Хотя бы ненадолго?
И Мэва кивнула, сдаваясь.
— Я бы тоже пожелала.
========== 7. ==========
Комментарий к 7.
Еще одна дополнительная часть-продолжение, постканон, на этот раз взгляд Гаскона на нашу королеву, россыпь хэдканонов. Давно были какие-то наметки, самое время их вытащить.
(кажется, вот теперь пора ставить оос)
Дорога вилась, аккуратно юркая между деревьев, протоптанная, старая. Много человек по ней когда-то прошло в издыхающий болотистый край — сколько из них вернулось?.. Там не жили, там помирали. Кто-то быстрее, кто-то медленнее, и ни один не мог сказать, что хуже. Граница растянулась совсем близко, и Гаскон мог бы домчаться верхом и сгинуть где-то там, в топкой земле, что отхапал Фольтест после Второй Северной.
Кажется, сколько лет ни пройдет, а все равно Гаскон не забудет клятый Ангрен. Эту грязь, в которой они едва не утонули — чудом выплыли, захлебываясь в тине. Не забудет чудовищ, одичавших отчаявшихся людей и больных, падающих в лихорадке. Признаться по правде, Гаскон со временем научился брести по колено в воде, спать, сжавшись на сухих клочках мертвой почвы, которые с трудом отыскивали для лагеря; он сумел драться с тварями, выныривающими из вязких глубин: вгонять им кинжал меж битых пластинок хитиновых панцирей, порубать сплеча склизких мерзких упырей. Но было то, что казалось страшнее всего: королевское презрение, каким его от души окатила Мэва, яростная обида, жгучее клеймо предателя. Гаскон никогда не слушал, что ему вслед кричали те, кого он обманывал. От нее же принимать те слова было особенно неприятно, они впились куда-то в грудь, царапались, крутились сухой листвой, гонимой ветром. Мерзко — и на душе, если она осталась, и вокруг.
Он знал, что память, неотвратимая, как судьба, настигнет. Вернется разменной монетой — в деньгах он понимал больше, чем в жизни, иногда казалось. Частенько Гаскон задумывался, куда бы его дорога привела, если б он не тот выбор сделал, вручил ее прямо в рученьки нильфов. Он мог стать сказочно богат — возможно, если бы проклятущие Черные не передумали и не всадили ему тут же длинный кинжал под ребро или стрелами не истыкали в спину. Ну, да что за потеря — бандит с большой дороги, головорез, предатель. А вот мир бы не знал про подвиг Мэвы, что сумела вышвырнуть захватчика из своих земель. Не пели бы барды о ее отваге и красоте, не судачил бы народ, не неслась бы слава по землям. Ничего бы не было.