Шрамы на стали (СИ)

Потом Мэва не отпустила его, конечно; ночью — несобранного и растрепанного в лагерь, на глазах у сменившихся часовых. Мэва полагала, что хранит чей-то секрет и репутацию лорда Броссарда — и свою, конечно. Знала б она, сколько человек спрашивало у Гаскона полушепотом, какова она. И ни одному он не ответил — а что тут было говорить?..

— Мэва, — позвал он негромко, касаясь губами за ухом. Она откликнулась, разлепив сонные, но живо горящие глаза; глядела почти недовольно. Поежилась, натащила на себя плащ, которым укрылась…

— Спишь? — шепнул Гаскон. — Устала, сам понимаю… Не жалеешь о всей этой затее?

— Вовсе нет! — неожиданно бодро заявила Мэва. — Если бы я осталась в замке, кто бы мне доложил об этой шайке? А они продолжили бы грабить местных селян… Это не дело, требующее королевского внимания, так думают графы, это ерунда, но почему-то они не смогли собрать отряд и разобраться… Тратить время и деньги, еще бы.

— Да, конечно. Мэва, а ты не думала… — Он мерно перебирал ее золотистые волосы. — Что у этих людей тоже есть какие-то причины так поступать? Как были у меня. Но мы видим то, что привыкли видеть, как нас учили: они — зло, уничтожению которого благоволят боги. Ты бы… убила меня? Тогда, когда мы встретились?

— Я хотела казнить, не стану скрывать, — кивнула она, крепко ловя его пальцы, переплетая со своими. — Еще в тот миг осознала, как ты несносен. Я рада, что не решилась, что-то меня остановило: ты и твои люди на редкость неплохо сражались, я не могла это не уважать. Но не сравнивай себя с этими людьми, они пьяницы, убийцы и насильники…

— Ты научилась видеть во мне хорошее, за это я благодарен. Но я Кобелиный Князь и всегда им был. Разбойник. И делал мало хорошего.

— Лорд Броссард, — поправила Мэва. — Гончий пес королевы. Когда-то ты поддевал Рейнарда за похожее прозвище, как забавно. Не думай об этом, не нужно. Все так, как случилось.

И он когда-то готов был убить ее, эту женщину, доверчиво позволяющую касаться страшного шрама, пересекшего щеку. Заводить разговор об этом не хотелось, но Гаскон снова вспомнил Ангрен, плескавшийся где-то неподалеку.

— Мне снятся болота… Что смешного? — оборвала себя Мэва, чутко уловив его тихий смешок, грозно глянула; для этого ей пришлось неудобно вывернуть шею. Сердитый взгляд королевы впивался больнее всех клинков.

Она редко говорила о слабостях; ценила, когда ее слушают.

— Мне тоже. Тоже снится, — рассказал Гаскон. — Когда мы ехали там, я слышал у местных: эти болота если однажды схватятся за человека, так никогда его и не отпустят, но мы не слушали их болтовню, у нас был враг страшнее… По ночам я вижу битву у Красной Биндюги — обе битвы. В одной я боялся за свою жизнь, в другой — за твою. Это был… кошмар.

— Да — весь Ангрен. Жарко, как в лихорадке, не знаешь, из каких чахлых кустиков на тебя кинется голодная тварь… Ты сторожил меня, — вдруг вспомнила Мэва. — Первым, кого я увидела, проснувшись от этого ужаса, думая, что мне отрубили пол-лица, был ты. Я никогда не благодарила…

— Ерунда. Мы с Рейнардом сторожили по очереди. Я сидел рядом, пока ты спала, слушал дыхание. Если б я верил по-настоящему хоть в одного бога, попытался бы молиться. Ты была слишком важна для нашей борьбы. Все не могло окончиться… так.

— Не закончилось, Гаскон. Мы живы.

— Живы, — зачарованно повторил он.

Сколько их было, развилок-дорожек, неровных, тоненьких, текущих по болотному лесу человеческой судьбы. Случайные выборы, партия в карты, разыгранная богами… Они могли погибнуть, Гаскон мог ее предать, другой он, не этот, что клялся никогда, никогда в жизни, что дважды завоевывал ее доверие и — больше того — веру в себя, а Нильфгаард мог бросить больше сил. Кто-то другой мог бы ласково перебирать золотые нити волос Мэвы — граф Одо, хотя бы…

Если бы Гаскон знал, кому, он бы и правда молился за данный ему шанс, за тысячу крохотных выборов, которые он сделал, чтобы оказаться здесь и сейчас, где он нужен, где может быть собой настоящим.

***

Яруга поблескивала вдалеке, серебряной лентой изгибалась. Отвлекшись от доклада разведчика, Мэва долго и молчаливо поглядывала в ту сторону; Гаскон видел, как ее руки комкают поводья. Конь стоял смирно и прядал ушами.

Войска впали в неясное оживление. Многие из отряда Гаскона бывали тут во Вторую Северную, среди них он слышал воодушевленный шепот: новичкам травили байки о великой победе, разбавляя такими легендами, что выходило, будто в Красной Биндюге стоял весь «Восток» целиком и еще проклятый Эмгыр мимо проезжал. Что уж говорить о лирийских солдатах… И лишь королева оставалась мрачна и нелюдима, в одиночку пытаясь пережить тревожные мысли. Гаскон уверенно направил коня к ней.

— У вас где-то неподалеку поместье, лорд Броссард? — церемонно уточнила Мэва, пытаясь отвлечься. На глазах у солдат и лордов они играли в титулы и этикет.

У Мэвы было недурное чувство юмора: она вручила ему кусок земли в соответствии с прозвищем. Но если это была попытка навязаться в гости, Гаскон мог ее разочаровать.