Рой О. Томпсон проживал один. Судя по засаленному комбинезону, решили они, он работал на бензоколонке. Рой наполнил ванну водой, затем опустился на колени, сунул голову в воду и держал ее там, пока не захлебнулся. Тело уже окоченело, голова так и осталась в воде. Вокруг никого не было, как не было видно и признаков борьбы.
– Невозможно, – произнес Стоун. – Так с собой точно никто не кончает.
Лидия Эверетт, городская швея, вышла на задний дворик, села в кресло, облила себя бензином и чиркнула спичкой. Рядом с останками ее тела ученые нашли обгоревшую канистру с бензином.
Уильям Арнольд, мужчина лет шестидесяти, неподвижно сидел в кресле в гостиной в форме времен Первой мировой войны. На войне он дослужился до звания капитана и вновь, хоть и ненадолго, стал капитаном, прежде чем выстрелил себе в правый висок из кольта 45-го калибра. В комнате не было крови, старик выглядел до ужаса нелепо с чистой, сухой дыркой в голове.
Левой рукой он держал магнитофон. Бертон вопросительно взглянул на Стоуна и включил запись.
Они услышали дрожащий раздраженный голос:
«А вы совсем не торопились. Но я все равно рад, что вы наконец-то прибыли. Нам нужно подкрепление. Ох и дали же нам гансы жару. Прошлой ночью мы пытались взять высоту и потеряли около сорока процентов личного состава. Двое наших офицеров уже кормят червей. Жаль, с нами нет Гэри Купера. Нам нужны люди вроде него. На таких людях и строилась Америка. Над нами кружат эти великаны на летающих тарелках, они нас сжигают, травят газом. Мои люди умирают, ведь у нас нет противогазов. Нет и не было. Но я не собираюсь безропотно ждать конца, я сделаю все по чести. Жаль, у меня всего одна жизнь, которую я могу отдать за свою Родину».
Запись продолжалась, но старик больше ничего не говорил.
Бертон выключил магнитофон.
– Сумасшедший. Он совсем обезумел.
Стоун кивнул.
– Некоторые умерли мгновенно, а остальные… сошли с ума.
– И мы опять возвращаемся к главному вопросу. Почему? В чем разница?
– Возможно, у кого-то есть иммунитет, – предположил Бертон. – Некоторые более восприимчивы, чем другие. У тех есть хоть кратковременный иммунитет.
– Кстати, – вспомнил Стоун. – На снимках с истребителя мы заметили одного мужчину. Он был одет во все белое.
– Считаете, что он еще жив?
– Теперь задаюсь этим вопросом. Если некоторые люди живут достаточно долго, чтобы успеть записать себя на пленку или покончить жизнь самоубийством, то возникает вопрос, не выжил ли еще кто-нибудь?
Именно в этот момент они услышали плач.
Сначала им показалось, что это зашумел ветер, такой тонкий и слабый, но стоило им прислушаться, как они с изумлением поняли, что это действительно был детский плач. Ребенок не умолкал, прерывая свои рыдания только отрывистым покашливанием.
Они выбежали на улицу.
Плач был слабым, и они никак не могли понять, откуда он доносится. Они побежали вдоль улицы, и, казалось, звук усилился, что их подстегнуло.
А затем он вдруг исчез.
Ученые остановились, пытаясь отдышаться, грудь ходила ходуном. Они стояли посреди безлюдной улицы и смотрели друг на друга.
– Теперь и мы сходим с ума? – спросил Бертон.
– Нет, – ответил Стоун. – Мы же оба его слышали.
Они ждали. Несколько минут не доносилось ни единого звука. Бертон осмотрел улицу, близлежащие дома, фургон, припаркованный на другом конце улицы перед домом доктора Бенедикта.
Плач вдруг снова раздался, на этот раз он звучал куда громче и как будто… разочарованно?
Они вновь побежали.
Неподалеку от них по правую сторону стояло два дома. Снаружи на тротуаре лежали мужчина и женщина, державшиеся за грудь. Ученые пробежали мимо них в дом. Плач стал еще громче, он заполнил собой все пустые комнаты.
Они поспешили наверх и забежали в спальню. Внутри они обнаружили большую незастеленную двуспальную кровать, комод, зеркало, шкаф.
И небольшую детскую кроватку.
Они наклонились, чтобы стянуть одеяльце с крохотного, краснолицего и крайне несчастного младенца. Ребенок тут же прекратил рыдать, рассматривая их лица в пластиковых шлемах.
И вновь залился слезами.
– Черт, мы его напугали, – сказал Бертон. – Бедняга.
Он осторожно поднял ребенка и покачал на руках. Тот даже не думал замолкать. Он широко разевал свой беззубый ротик, на щеках стоял румянец, а на лбу выступили вены.
– Он, наверное, голоден.
Стоун нахмурился.
– Совсем кроха. Не больше пары месяцев. Мальчик или девочка?
Бертон развернул одеяло и проверил подгузник.
– Парень. Ему пора сменить подгузник. И накормить.
Он окинул комнату взглядом.
– Наверное, на кухне есть…
– Нет, – прервал его Стоун. – Кормить не будем.
– Почему?
– Мы ничего ему не дадим, пока не выберемся из города. Может, все отравились едой? А те, кто какое-то время еще оставались живы, в последний раз ели давно? Может, что-то защитило ребенка из его еды? А может… – Он задумался. – Что бы то ни было, рисковать нельзя. Следует подождать и доставить его туда, где мы можем все проконтролировать.
Бертон вздохнул. Он понимал, что Стоун прав, но ведь ребенка не кормили минимум двенадцать часов. Неудивительно, что он так ревел.
Стоун продолжил: