Штамм «Андромеда»

Также калоцин был универсальным антибиотиком. Он уничтожал все микробы, даже те, что вызывают простуду. Но, разумеется, не обошлось и без побочных действий: погибали и полезные бактерии, проживающие в кишечнике, что проявлялось развитием тяжелой формы диареи. Но это проявление посчитали небольшой платой за лекарство от рака.

В декабре 1965 года о калоцине в частном порядке известили несколько государственных учреждений и главных представителей Министерства здравоохранения. Но тогда же против применения данного препарата выступила оппозиция. Многие лица, в том числе Джереми Стоун, требовали запретить препарат.

Однако аргументы в пользу запрета калоцина, как показалось правительству, носили чисто теоретический характер, и компания, почуяв предстоящую прибыль, упорно настаивала на клинических испытаниях. В конце концов правительство, Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения, а также Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов разрешили дальнейшие клинические испытания, несмотря на протесты противников препарата.

Первый этап испытаний начался в феврале 1966 года. В нем приняли участие двадцать пациентов с неизлечимой формой рака и двадцать добровольцев из тюрьмы штата Алабама. Все сорок испытуемых в течение одного месяца ежедневно принимали препарат. Результаты были ожидаемы: здоровые добровольцы страдали от неприятных, но легких побочных эффектов, а у больных раком отмечался значительный регресс симптомов, свидетельствующий об излечении.

1 марта 1966 года все сорок испытуемых прекратили прием препарата. Спустя шесть часов все до единого умерли.

Стоун с самого начала предсказывал подобный исход событий. Он указывал, что за прошедшие столетия человечество выработало тщательно выверенный иммунитет к большинству микроорганизмов. На нашей коже, во вдыхаемом воздухе, в легких, кишечнике и даже в кровотоке обитают сотни различных вирусов и бактерий. Все они потенциально опасны для человека, но за долгие годы наш организм адаптировался к их воздействию, и теперь лишь некоторые из них способны вызвать болезнь.

В нашем организме все сбалансировано. Создание нового препарата, убивающего все бактерии, нарушает равновесие и уничтожает работу многих веков эволюции. Более того, оно открывает путь суперинфекциям и появлению новых микроорганизмов, вызывающих новые заболевания.

Стоун был прав: все сорок добровольцев умерли от таинственных и ужасных болезней, с которыми никто ранее не сталкивался. Тело одного мужчины раздувалось с головы до ног, пока он не погиб от отека легких. Желудок другого пациента за несколько часов разъел неизвестный организм. Третьего поразил вирус, который превратил его мозг в студень.

И так далее.

Компания с неохотой завершила испытания препарата. Правительство, осознав, что Стоун каким-то образом сразу понял, к чему идет дело, согласилось с его предложениями и запретило дальнейшее изучение калоцина.

С тех пор прошло два года.

И вот Бертон попросил дать ему этот препарат.

– Нет, – отрезал Стоун. – У вас не будет ни единого шанса. Мы только отсрочим гибель, ведь при отмене калоцина вы все равно умрете.

– Вам-то легко говорить.

– Вовсе не легко, уж поверьте.

Стоун снова прикрыл микрофон рукой и обратился к Холлу:

– Итак, кислород подавляет рост «Андромеды». Мы пустим к Бертону чистый кислород – это ему поможет. Голова, конечно, покружится да в сон потянет, но хоть дыхание переведет. Бедняга напуган до смерти.

Холл кивнул. Почему-то слова Стоуна засели в мозгу. «Напуган до смерти». Эта фраза так и крутилась в голове, пока Холл не догадался, что Стоун попал в точку. Эти слова – ключ к разгадке. Ответ.

Он направился к выходу.

– Вы куда?

– Мне нужно подумать.

– О чем?

– О том, что такое – «напуган до смерти».

27. Напуган до смерти

Холл вернулся в свою лабораторию и уставился через стекло на старика и младенца. Он смотрел на них и пытался хорошенько подумать, но мысли словно обезумели и лихорадочно кружились в голове. Он никак не мог довести свою идею до логического конца, и ощущение того, что он находился на пороге открытия, безвозвратно исчезло.

Он несколько минут смотрел на старика, но перед глазами то и дело вспыхивали яркие картинки: умирающий Бертон, схватившийся рукой за грудь. Лос-Анджелес поглотила паника, тела по всему городу, искореженные машины…

Именно тогда он осознал, что и сам напуган. Напуган до смерти. Слова сами выплыли на поверхность.

Напуган до смерти.

Ответ скрывался именно в этих словах.

Медленно, пытаясь методично раскрутить мысль, он еще раз обдумал все, что знал.

Полицейский с сахарным диабетом. Полицейский, который отказывался ставить себе инсулин и впадал в ацидоз.

Старик, прикладывающийся к «Стерно», что привело к повышению уровня метанола в крови и ацидозу.

Младенец, который… а что, собственно, младенец? У него-то откуда ацидоз?

Холл встряхнул голову. Он всегда так или иначе приходил к тому, что у младенца не было никакого ацидоза. Он тяжело вздохнул.