Шторм

Единственные слова отца, потом он развернулся и ушел. Когда мальчик вернулся домой, мать ничего не сказала, только обыденно перевязала ему руки, как будто заклеила пластырем царапину. А когда она наконец заговорила, то пробормотала что-то несвязное про то, что ветер усиливается, а отец волнуется, не рухнет ли лодочный навес. Они с матерью спустились в подвал, и сквозь завывание ветра ему показалось, он услышал кошачий крик. Через несколько минут пришел отец, он молчал и думал о своем.

Они просидели там, пока не заснули, все трое, а ночью он проснулся от пульсирующей боли в пальцах. Он взглянул на отца — тот спал, опустившись на стол — и почувствовал, насколько сильно его ненавидит. Мать тоже глубоко спала, видимо, события вчерашнего вечера совсем ее не тронули. И тогда он нарушил строжайший запрет: поднялся на кухню. Несмотря на полнейшую темноту, он увидел, что море побелело. Стены и замерзшие окна скрипели от ветра, но единственное, о чем он мог думать, — котята, живы ли они? Нашли ли себе укрытие? Фьорд был объят серо-черным покровом надвигающихся туч и бушующего дождя, и все же он смог разглядеть лодки Винстада, как их швыряло туда-сюда у причала. И только, когда шторм превратил деревья и камни в живых существ, он снова спустился в подвал. Он сидел, пристально глядя отцу в лицо, распластавшееся на столе. Затем, сам не зная, почему, он достал карандаши и принялся рисовать. Света было мало, так что линии получались очень грубыми.

Сильнейший порыв ветра вернул Фалка в действительность, но тут же всплыло еще одно вытесненное воспоминание. Он проработал ленсманом около пяти лет, когда было решено перевезти отделение полиции. В разгар хаоса переезда он проглядывал старые бумаги и внезапно наткнулся на заявление о пропавшем мальчике. Перед глазами у него потемнело, и, не вполне понимая, что делает, он разорвал бумагу на мелкие кусочки. А потом, в тридцать один год, он совершил первое и единственное должностное преступление. Он зажег спичку и позволил пламени поглотить остатки отчета. Он надеялся, что таким образом навсегда сотрет из памяти людей Оддвара Стрёма.

Глава 71

Шур Симскар вспоминал, как писал записки для покупок. Он стоял в магазине, напрягшись и до смерти боясь вопросов. Нет, этого нет. Может быть, что-то другое? Он покачал головой. Уверен? Вкус такой же. Почему ты не хочешь попробовать? Ком спустился из горла в живот, он задержал дыхание, пока в глазах не потемнело. И все это из-за чертова Боа.

Сейчас он снова писал, рассказывал о том, что случилось 12 октября 1962 года. Он сидел на валуне у берега моря, как обычно, убежав от всего и всех. Он был мальчиком, с которым никто не общался. Был необычайно теплый осенний день, волны мягко ласкали камень под ним. Сначала он решил, что кричит сорока, кружащая неподалеку, но, когда крик повторился второй и третий раз, он понял, что ребенок зовет на помощь. Он осторожно прокрался к костровищу, сначала ничего не увидел, а потом в траве чуть поодаль увидел такое, во что было невозможно поверить. Это была она, девочка, непохожая на остальных, а то, что с ней делали, он не мог этого описать. Полицейский и так все поймет.

Затем они укатили на велосипеде, как будто ничего не случилось. Боа улыбался, а Бергера Фалка все происшедшее словно бы не касалось. Симскар смял листок бумаги и начал заново. Полицейскому нужно знать еще кое-что.

Глава 72

Снова собравшись с силами, шторм разошелся не на шутку. Деревья пригибало к земле, незакрепленные предметы летали в воздухе. Рино, сидя в гостиной тетушки и пытаясь разговорить Иоакима, всерьез поверил, что у Боа были враги на каждом шагу. Многое указывало на то, что Каспара, насильно вливая ему в рот кислоту, мстила за нападение на Астрид Клевен. Вполне возможно, именно она подстроила пожар, из-за которого он стал пациентом пансионата.

В то же время Рино понимал, что допустил грубую ошибку. Несмотря на то что он дал строгие указания, чтобы Каспару не подпускали к Боа, она все еще свободно ходит по коридорам пансионата и вполне способна совершить убийство. В хаосе событий он принял нерациональное решение.

— Мне нужно еще раз поехать в пансионат.

Иоаким оторвался от книги, которую он достал с полки.

— Ты ж только что оттуда.

— Извини, Иоаким, но что-то меня беспокоит. Как только связь наладится, — Рино взял в руки мобильный телефон. — Я один занимаюсь этим делом. Поэтому так и выходит.

— Ну и ладно. Я тут пока ознакомлюсь с. — Иоаким посмотрел на обложку книги, — историей муниципалитета Москенес.

Рино стоял, не вполне понимая, что ему предпринять. В участке камеры не было, только в Лекнесе, а дорога туда закрыта из-за двухсотметрового оползня. И куда ему, черт побери, ее девать?

От порыва ветра стены дома страшно заскрипели, затем что-то, похожее на удар кнута, хлестнуло по окнам гостиной.

— Господи, — Иоаким захлопнул книгу и выглянул из окна. — Это еще что такое?