Периодически, на ухабах, подбрасывало так, что ёкало и без того сильно бьющееся сердце.
Господи, это же всё по правде…
Это происходит сейчас со мной. Это я сижу на броне БТРа с отбитой от тряски жопой, промерзшей от холода. Это мои руки синеют от холода и напряжения, вцепиявшись в… Нет, хоть убей не вспомню, за что я там держался.
БТР резко заложил вправо и набрал скорость, поле кончалось, впереди замаячила какая-то лесополоса.
Скоро спешка… скоро БТР тормознёт и даст три сигнала, и нам надо будет прыгать с его брони.
Что нас там ждёт? Сколько стволов будет по нам стрелять? Сколько из нас преодолеет пространство от БТР до бруствера, сумеет заскочить туда, в траншею? Что будет там?
А если пуля попадет прямо в голову, я успею на какие-то доли секунды осознать свою смерть или просто неожиданно погаснет картинка и всё исчезнет? Как это происходит?
Нам сказали, что у хохлов там какие-то пенсионеры, дедушки с пузиками. Мол, с дрона их видели. И что, когда БТР, подлетая, даст очередь по окопу, дедушки разбегутся, попрячутся кто куда…
Мы, конечно, не верим в это.
Но воображение все равно рисует доброго дедушку с пузиком, в надвинутой на глаза каске и то, как дедушка с пузиком успеет вскинуть автомат и выстрелить мне в голову.
У Ремарка, во «Время жить и время умирать», главного героя застрелил дедушка. И он успел увидеть красную вспышку.
Но откуда Ремарку знать про вспышку? Он это придумал всё. Это литературный ход. На самом деле никто не знает, как это.
Он вообще пиздобол, этот Эрих Мария Ремарк. Всю жизнь писал про страдания и рефлексии, а сам до восьмидесяти лет прожил на вилле в Швейцарии и трахал красивых женщин под кальвадос.
…Резкий грохот, и БТР просто замирает как вкопанный. Двое по правую руку слетают с брони, как мешки с песком. Я вижу, как один, упав, тут же вскакивает, а второй падает всем телом на спину…
Я теряюсь. Я делаю совершенно глупые вещи. Я продолжаю сидеть на броне и кричу не кому-то конкретно, а всём: «Что, слезаем?»
Нет, блядь, сидим на подбитом БТР посреди чистого поля и ждём развития ситуации!
Ну, это мне сейчас очевидна нелепость своих слов, а тогда вот была такая реакция…
Спрыгивать я не решаюсь, сползаю по корпусу вниз и, лишь когда жопа касается края машины, неуклюже отталкиваюсь и приземляюсь на землю.
Всё на мне: автомат, рюкзак, «шайтан-труба». Тот, кто держал в руках оружие, остался без него.
— Где мой автомат? — кричит товарищ с другой стороны БТРа.
Командир между тем орет:
— Отходим к лесополосе!
Цепочкой, друг за другом, бежим в сторону деревьев.
Экипаж БТР уходит с нами. Они без брони, без касок, без оружия. У одного лицо разбито в кровь.
Я бегу и думаю о главном: не сбить дыхание. Дышать ровно. Главное — не сбить дыхалку.
Во мне 63 кг. На мне бронежилет, каска, рюкзак, забитый медикаментами, пачками патронов, батареями для «азарта», автомат и «шайтан-труба». Грубо говоря, полменя.
Все это надо тащить бегом, не останавливаясь, по возможности дальше, дальше от БТРа.
Что с ним случилось, я не понимаю. Попадание? Не похоже. Мина? Вроде не было характерного взрыва. Это я потом узнаю, что мы на полном ходу влетели в противотанковый ров.
А сейчас я бегу к лесополке.
Все мы бежим к лесополке, а по нам уже работает миномёт.
Кто в лесу? Чей он? Кто там?
Я ничего этого не знаю. Должен знать командир, но я не уверен. Может, и он не знает.
Но на открытом месте нельзя стоять. Значит, вариантов нет, кроме как туда, под прикрытие деревьев, где, впрочем, может быть всё заминировано.
Тем не менее на душе мне легчает.
Странно говорить такое, но дедушки в окопах, очевидно, отменяются.
Человек больше всего боится неизведанной угрозы, а текущая мне понятна, я её проходил много раз: под прикрытием лесополки выйти из зоны обстрела в относительно безопасное место.
Выйдем, даст Бог. Главное, чтобы в лесополке не было дедушек с пузиками.
Мы бежим по дороге, вьющейся между деревьями.
Мины ложатся по правую руку, достаточно далеко. Я уже обстрелян к этому времени настолько, что по звуку понимаю, что можно не пригибаться, не достанет.
Меня обгоняет мехвод. Здоровый мужик в красной, росгвардейской тельняшке. Это плохо.
Хохлы не носят тельняшки, это орочья, мордорская одежда, непременный атрибут их пропагандистских роликов, где в них одеты грязные, пьяные, вонючие на вид кацапы, которым полуразложившаяся панночка из «Вия» серпом режет горло, бормоча что-то на мове…
Мехвод неожиданно тормозит, поворачивается влево, кричит кому-то:
— У тебя есть связь?
Идёт в лесополку.
Слава Богу, в лесополке наши.
— С Н.Н. можно через тобой связаться?
Значит, только миномётный обстрел таит для нас угрозу. Но это ничего, ничего, ничего….
Не теряя темп, чтобы не сбить дыхалку, я бегу дальше.
Пробегаю метров пятнадцать и слышу сзади две автоматные очереди.
Слышу топот за спиной.
Истошный, надрывистый крик:
— Хохлы!!!! Уходим!!!!
Не наши в лесополке. Не у наших мехвод запросил связь с Н.Н. — крупный чин, позывной которого совпадает с названием большого российского города.
Услышав его, хохол сказал: «Щас я тебе покажу Н.Н.» — и метнулся к оружию.