– Я извиняюсь, а зачем нам возиться с этим, извините, хазером грязным? Карты, водка и понты – больше ничего за ним сейчас и нет. И я ещё раз извиняюсь, но уверен, что если он и поедет в Россию, то лишь с заданиями вредить советской власти.
(Кто бы сомневался. Но распространяться сейчас по этому поводу не следовало.)
От слов к делу
Биренсон вызвал в свой кабинет «переводчика» Амира, строго по-европейски одетого турка с военной выправкой.
– Вызывали, эфенди? – Амир говорил с лёгким акцентом, почти чисто, но в интонациях и построении фраз ощущалось, что русский – далеко не родной его язык.
– Один человек – его зовут Михаил, – который придёт сегодня, через час сюда, хочет продать нам какие-то важные секретные документы англичан.
Биренсон сознательно объяснял как можно подробнее.
– Возможно, даже очень вероятно, что эти документы затрагивают интересы и самой уважаемой Турции. Нам такое не надо. Прошу связаться с вашей полицией и в их присутствии лично принять пакет и отправить этого человека прочь, не пуская за порог нашего Представительства. Или сдать его вместе с документами государственной службе безопасности, как она называется…
– Муселлах Мудафаа-и-Миллие, – подсказал переводчик.
– Да, или же полиции.
Амир быстро «просчитал» варианты и спросил:
– Простите, эфенди, а если он не захочет отдавать пакет просто так?
– Вот деньги – здесь сто новых лир. Скажешь ему, что это аванс.
Амир взял конверт с деньгами, поклонился и повторил задание:
– Через час. В Представительство не пускать. Михаил. Пакет-документы. Деньги.
– И обязательно предупреди полицию. – Биренсон даже палец поднял, как бы указывая на особую важность этого дополнения. – Что это, мол, служебные деньги, выданы тебе под расписку для того, чтобы у этого типа не было оснований сорвать сделку. Пусть они останутся у тебя, а не у полицейских.
– Предупредить… я всё понял, эфенди. Всё сделаю как надо.
И вот ровно через час во дворик перед входом в служебное помещение торгпредства с пакетом вошёл господин в синем пальто и решительно направился к двери.
Но та оказалась заперта, а дежурный охранник-турок, выйдя на стук, не захотел пускать посетителя даже на порог, объясняя на крайне ломаном, вроде как русском языке, что сегодня приёма уже нет и никого пускать нельзя.
Стеценко попытался и так и эдак, то есть и на русском, и на неприлично изуродованном турецком объяснить, что его нужно непременно пропустить, что у него важный пакет для Бориса Лазаревича, что они договорились лично встретиться, – но достаточно скоро убедился, что турок не понимает ни его русского, ни того, что Стеценко считает турецким. Единственное, чего удалось добиться – это согласия пригласить «толмечзды», то есть переводчика.
И действительно пригласил: Стеценко не более пяти минут топтался перед запертыми чёртовым турком дверями, как появился по-европейски одетый и прилично выглядящий смуглый господин. И спросил с порога:
– Михаил-эфенди?
– Да, собственной персоной, понимаешь нет? – Стеценко едва сдерживал раздражение.
– Прекрасно понимаю. Вы принесли пакет? Я предупреждён о нём. – Амир был сама корректность.
– Да, всё здесь. Но я должен его лично передать господину-товарищу Биренсону. Мы договорились.
– Вы хотите пройти в Представительство? – невинно спросил Амир.
Это не входило в планы капитана: предполагалось, что «сделка» произойдёт за порогом Представительства, где-нибудь в близлежащей ресторации или в каком-нибудь укромном месте неподалёку. С тем чтобы агенты «Муселлах Мудафаа-и-Миллие», которые дежурили в кофейне совсем неподалёку и ожидали от Стеценко условного сигнала, взяли «шпионов» с поличным.
– А что, Борис Лазаревич не могут сойти сюда?
– Никак невозможно, – категорически возразил Амир. – Так вы будете входить? Я провожу.
Стеценко чуть замялся, но достаточно быстро сообразил, что такое изменение сценария несколько усложнит операцию, но не отменит конечный результат. Ни турецкие дежурные, ни советская Служба безопасности не воспрепятствуют агентам охранки пройти в кабинет к Биренсону, как только Стеценко подаст им знак. И Борису Лазаревичу долго и безуспешно придётся объяснять, как это у него оказались секретные британские документы.
– Ну, если гора не идёт к… Да, конечно.
– Тогда сначала вас надо обыскать – такой порядок, – будничным тоном известил Амир и, не дожидаясь реакции Стеценко, дал знак охраннику.
Тот с готовностью подбежал и принялся быстро и бесцеремонно – в сущности, профессионально, – обыскивать визитёра.
Стеценко негромко выругался, но сопротивляться не стал, поскольку оружия в традиционном понимании у него с собой не было. Вот только во время обыска держал небольшой портфель с документами на весу.
– Ну, всё? Ни револьвера, ни бомбы? – когда охранник, ощупав даже щиколотки над жёлтыми ботинками, выпрямился и отрицательно покачал головой, раздражённо спросил Стеценко. – Идём?
– Теперь портфель, – так же буднично произнёс Амир.
Охранник протянул руку – взять портфель, но Стеценко отстранился и зло сказал Амиру:
– Ну да, соображаешь, сколько это стоит?