Штормовое предупреждение

– Заткнись, – равнодушно бросил конвойный и поторопил: – Живо давай. Пальто… Пиджак… из брючных карманов – всё на стол… Ремень – сюда.

С выражением крайнего недовольства, но всё же достаточно споро, Стеценко подчинился. Только пообещал:

– Завтра вы всё мне вернёте. До последней лиры. Я всё пересчитаю!

На эту реплику Крупницкий среагировал. Оторвавшись от гроссбуха, оглядел сверху донизу Стеценко и распорядился:

– Теперь ботинки.

– Как… Расшнуровать?

По его тону Крупницкий понял, что Стеценко не хочет расставаться со своими жёлтыми армейскими ботинками – и, по-видимому, неспроста. И резанул приказным тоном:

– Ботинки. Не шнурки.

Стеценко только и сказал, стаскивая ботинки:

– Новые времена, а замашки старые.

На что Юрий Крупницкий бросил:

– Всё, в камеру! – И даже хлопнул ладонью по столу.

А Стеценко получил от второго конвойного чувствительный тычок в спину и приказ, вроде как не слишком громкий, но такой, что почему-то совсем не захотелось его ослушаться или произносить ещё какие-то слова.

– Встал. К двери. Стоять. Пошёл!

Как только экс-капитана вывели, Крупницкий принялся пересматривать стеценковскую одежду и обувь, прикидывая, что отдавать на подробную проверку экспертам, а с чем не стоит и морочиться.

На первый взгляд всё выглядело нормально. Даже каблуки не сдвигались и не выворачивались, открывая тайнички. Стельки, заношенные в меру, легко вынимались, излишних утолщений ни в них, ни в подошве не просматривалось.

Только вот дратва, которой были аккуратно прошиты оба язычка, выглядела явно свежее всего остального. И язычки вроде бы излишне грубоваты…

Так, одежда. Тяжёлое синее драповое пальто… Нет, ничего особенного. В левом кармане дырка, за подкладку завалились четыре мелкие османские монетки…

Пиджак… А вот это уже интересней. Подкладка пришита и прошита ровными уверенными стежками, и нитки свежие – заметно новее, чем те, которыми пришита подкладка рукавов и накладные плечики.

Крупницкий запихнул пальто, ремень и бумажник экс-капитана в рундук, стоящий под дальней стенкой в допросной. А пиджак и жёлтые ботинки самолично отнёс в техотдел. И подождал там, пока эксперт распорол подкладку и прострочку пиджака, и высвободил полотнянку – полосу тонкой ткани, густо исписанной бессмысленным, на первый взгляд, набором букв и цифр.

Юрий Крупницкий не переоценивал свои криптографические способности, посему с чистой совестью препоручил расшифровку специалистам. А сам вернулся в допросную и распорядился привести второго задержанного.

Допрос Абрама Канторовича он начинал сам, но уже скоро понял, что надо непременно и безотлагательно докладывать руководству.

Начиналось всё спокойно и традиционно. Поскольку взяли Канторовича вместе со Стеценко и прибыли они вместе, то Крупницкий совершенно логично предположил, что ёрзает на привинченной к полу табуретке в точности такой же шпион, как разоблачённый, хоть и не до конца, экс-капитан. А поскольку Абрам Канторович не производил впечатления ни опытного разведчика, ни твёрдого идейного вражины, то Юрий, только бегло взглянув на документы, потребовал без обиняков:

– Давай выкладывай, какое задание получил от врангелевцев!

Канторович даже подпрыгнул и с совершенно искренним удивлением спросил:

– Да вы что, товарищ? Я по заданию ЧК и сам к вам привёл настоящего шпиона.

– Сдать своего, понятно, первейший приём, чтоб себя выгородить, – холодно усмехнулся Крупницкий. Не раз и не два приходилось ему сталкиваться с такими версиями в контрразведывательной практике. – «Задание ЧК»! Знаем мы такие задания. Давай выворачивайся, контрик.

– Да как же, да вы что? – чуть ли не со слезами воскликнул Канторович, в самом деле впервые в жизни названный «контриком» и вовсе не шутейным тоном, и прижал ладонь к сердцу. – Я же всегда сотрудничал с советской властью, да что там, я ещё в 1905 году участвовал в стачке типографских рабочих!

– При царе Горохе, когда людей было трохи, – чуть не рассмеялся Крупницкий, который в ту, самую первую революцию ещё пешком под стол ходил. – Может, вспомнишь, кто с тобой шёл плечо к плечу?

– Кто ж такое вспомнит? – удивился Абрам. – Может, тех уже и на свете-то нет. И вообще я после на портного выучился и то вполне даже очень, у меня ателье даже было в Симферополе и всё хорошо, а потом одна-вторая-третья власть и этот негодяй Стеценко…

– К нему мы ещё вернёмся, – отмахнулся Крупницкий.

Но Абрам запротестовал:

– Нет, подождите, извиняюсь, но это же он заставлял меня добывать некоторые сведения, угрожая тюрьмой и каторгой. Но совсем пустяки, ну то есть про этих, которые Бунд – вы ж тоже их не любите.

– Так, значит, сотрудничал с контрразведкой белых, – с удовольствием констатировал Крупницкий и раскрыл наконец допросный гроссбух. – Записываем.

– Какое там сотрудничество, – зачастил Канторович. – А как насовсем пришли ваши, то есть наши, конечно, так я помогал Комиссии по борьбе с бандитизмом. Меня сам лично товарищ Гавен знает! Он же меня потом в Константинополь послал!