Штормовое предупреждение

– Юрий Петрович? Гавен? – Ссылка на распоряжение самого председателя Крымского ЦИК показалась просто нереальным преувеличением. – Ври, да не завирайся!

– Почему «ври», меня даже товарищ Ян проверял! – Удивление, едва ли не возмущение Абрама Моисеевича было вовсе не наигранным. – А я ж ему и расписку дал о секретном сотрудничестве!

Крупницкий знал точно, что сотрудника с такой фамилией – если это фамилия – в Севастопольском УО нет, а для запроса в другие отделения требовалось несколько больше сведений.

– Ян? Так, правильно? А имя-отчество?

Вот тут-то Канторович впервые подумал, что внутри организации со всем известной и для многих пугающей аббревиатурой организации, воспринимаемой как нечто цельное, могут быть недоразумения, несогласования, а то и противоречия. А раз так, то надо быть ещё осторожнее с выдачей информации, да взывать, по возможности, к неведомым, но наверняка ведь существующим в ЧК правилам и порядкам.

И Канторович сказал, как бы виновато:

– Только я не знаю, можно ли мне его называть.

– Ты где находишься, мразь? – прикрикнул на него Крупницкий, испытывая вдруг странное чувство, холодок, как от неосторожного шага в незнакомую тёмную комнату.

– Я понимаю, конечно, где и как, – кивнул Абрам Моисеевич и продолжил без признаков страха: – Так ведь он ваш, то есть здесь служит и, наверное, засекреченный, вот я его назову – а потом с меня спросят. Вы своему начальству доложите, что, мол, Абрам Канторович дал подписку товарищу Яну, а уж оно разберётся.

Сразу вот так согласиться и побежать с докладом Крупницкий, само собой, не мог. Надо было хотя бы завершить допрос.

– Кто с вами ещё прибыл?

– Да вот только мы, – развел руками Канторович. Потом немного подумал и добавил: – И сын мой, Оскар, студент.

– Сын Оскар. – Сказано это было так, словно только что прозвучало признание в тяжком преступлении. – Записываем.

– Так Оскар вообще комсомолец, – постарался сбить тон Канторович-старший. – И за советскую власть всей душой.

– Семейка… – тяжко вздохнул Крупницкий, почему-то не испытывая ни малейшего желания дальше вникать в эти семейные дела. И спросил о действительно важном:

– Так, теперь о Стеценко. Ты его «полотнянки» видел?

– Я извиняюсь, а это что?

Трудно было понять, в самом ли деле «посланный Гавеном и проверенный Яном» не знаком со шпионской терминологией или валяет дурака. На всякий случай Юрий Крупницкий прикрикнул:

– Ты давай не прикидывайся. А то быстро научим. К его пиджаку подкладка – твоя работа?

Абрам Моисеевич к тому времени нашёл оптимальную форму ответов: и ни отрицать, и ни соглашаться, да ещё по возможности уводить разговор в сторону.

– Нет-нет, пиджак это я не знаю, откуда, я давно не шью Михаилу Лукичу.

Вот только Крупницкий не повёлся на маленькую хитрость и спросил так, чтобы получить однозначный ответ:

– Подкладку пришивал – ты?

Но Абрам предпочёл по-прежнему придерживаться манеры косвенных ответов:

– А что там, плохая подкладка? Так это от бедности. А строчка ровная, как на машинке.

– И не видел, что там написано?

Канторович сделал круглые глаза:

– Так там всё шифром.

– Ну, ты устрица скользкая, – в сердцах бросил Крупницкий. – Всё, иди отдыхай.

– А пропуск? – невинно вопросил Канторович, будто совершенно уверенный, что «отдыхать» следует как минимум на перине у Зинаиды Никифоровны, а не на соломенном тюфяке в камере-предвариловке.

Ближе к ночи

На этот раз доклад о задержаниях и результатах первых допросов, да ещё с предварительными результатами расшифровки «полотнянок», достиг уровня начальника Оперативного отдела, Дауге, а тот незамедлительно поставил в известность Смирнова, начальника всего Севастопольского УО.

Ситуация не располагала к единоличному решению. Поэтому в кабинет на вечернее совещание вызвали третьего, который в теме, – Гагика Мортиросова, и четвёртым – косвенного «виновника торжества», Юрия Крупницкого.

То, что задержание, сразу по прибытии, Стеценко как бы в нарушение гарантий, выданных ему в Константинополе, смущало мало. Никто ведь и не обещал ему избегнуть процедуры фильтрации, а уж какова она будет и сколько продлится – точного регламента никто не устанавливал. В принципе, утром можно было отпустить не только Абрама Канторовича (и Смирнов, и Дауге знали и обстоятельства его выезда, и факт его вербовки), но и экс-капитана.

Вот только уже самые первые расшифровки «полотнянок» выявили три ранее неизвестные чекистам Севастопольские адреса и пароли, а самое главное – по спецсвязи поступили из Симферополя выдержки из разведзаданий, выданных Стеценко и Канторовичу представителями английской и французской спецслужб.

Задания эти, любопытные сами по себе, – но не для губернского, а как минимум для республиканского уровня, – однозначно изобличали Стеценко как реального шпиона, а вовсе не как обуянного ностальгией и раскаявшегося эмигранта.