Штормовое предупреждение (СИ)

-Френсис, ты ведешь себя как ребенок, – менторским тоном начал Ковальски. – Или не ты мне жаловался, что умираешь со скуки дома? Мы найдем, чем тебя занять…

-Чистить за вами пистолеты?

-Я не дам тебе в руки оружие!!! – незамедлительно взревел Шкипер, которому, кажется, от одной этой мысли поплохело.

-Лечить тебя от прогрессирующей мизантропии, а Шкипера от паранойи, – все так же ровно закончил лейтенант. – Что ты сидишь, ломаешься? Мы отлично разместимся у меня в лаборатории.

-А может ты его еще и усыновишь?! – кажется, его командира эти уговоры раздражали даже сильнее, чем сама идея.

-Шкипер, – Ковальски был сама невозмутимость. Было ясно, что он долго над этим думал и готов был отражать любую атаку сомнений или язвительных замечаний. Впрочем, стоило найти малейшую трещинку, крошечную брешь в монолитной, казалось бы, стене его логики и уверенность эту как ветром сдувало. – Если мы не сделаем из него нормального члена общества, то никто не сделает.

-Я знаю, – отмахнулся командир. – Не мешай мне бушевать. Я соглашусь, но не раньше, чем через полчаса, а до этого времени я буду поливать вас, на чем свет стоит.

-Это сколько угодно. Хочешь мандаринку?

-Нет. Я хочу дробовик и президентское помилование!

-Ой, только не деритесь из-за меня, – фыркнул Блоухол, отмахиваясь обеими руками, будто ему давно предлагали такой поворот событий, а он все отказывался.

-Кстати да, – Ковальски, кажется, только вспомнил об этом. – Может, тебя несколько примирит с действительностью спарринг? Тебе это всегда поднимает настроение.

Шкипер, не дойдя до окна, резко развернулся на каблуках.

-Даже больше, чем то, как мы будем жить, имея в штате Блоухола, меня интересует, какая муха укусила за прошедшие три дня тебя, – заметил он.

-Мухи зимой не летают, Шкипер.

-Так, ну хоть занудство на месте. Теперь, по крайней мере, я точно знаю, что тебя не подменили пришельцы… – он устало плюхнулся на диван и немедленно покосился на Блоухола.

-Попробуй не видеть в нем постоянную угрозу, – предложил ему Ковальски, проследив этот взгляд.

-Иди в пень, – отмахнулся командир от этого любезного совета.

- Я еще кофе не пил, — ответил тот, — как же это я уйду?

Блоухол захихикал, мигом перестав напоминать кого-то опасного и утратив весь злодейский флер. Шкипер устало покачал головой на это.

-Если я замечу хоть что-то, – угрожающе заметил он, – хоть половинку от «чего-то», тень от «чего-то» …

-Не заметишь, – ангельским голосочком пообещал Блоухол. – Я в этом поднаторею.

Прапору снилась Купидон. Совсем такая, какой он ее видел в последний раз, – глаза широко распахнуты, на щеках розовый румянец, и вся она такая – розовая, светящаяся. Он часто видел Купидон во сне – чаще, чем в реальности, к сожалению. Во сне они подолгу сидели где-то – он никогда по пробуждении не мог толком припомнить, где же именно, но предпочитал думать, что это был цветущий сад, – и глядели вдаль. Часто он держал Купидон за руку, а иногда оборачивался, чтобы посмотреть на ее профиль, и тогда она тоже оборачивалась к нему. В ее волосы были вплетены цветы, а платье было такое легкое и струящееся, что казалось его и вовсе нет. Иногда его и правда вовсе не было, кстати.

В реальности они виделись, всегда заключенные в упаковку униформы. Он – своей, Купидон – своей. Ему было так жаль ее – форма должна, он считал, служить для удобства, не только для узнавания. А Купидон весь день вынуждена бегать, выбиваясь из сил, в своем строгом по фигуре пиджаке, юбка-карандаш стреноживала ее, а туфли натирали ноги. Но ничего не поделаешь – серьезная фирма, дресс-код. И чтоб непременно шейный платок или галстук был того же цвета, что платочный уголок, выглядывающий из нагрудного кармана. Сущее мучение, а не форма.

Купидон стеснялась и даже расстраивалась из-за того, что он никогда не видит ее в чем-то другом, но ее друг быстро привык и находил в этом своеобразную прелесть. Ее рабочий костюм прочно ассоциировался у Прапора с его обладательницей, как нечто неразрывное в цельный образ. Что-то вроде супергероя и его костюма, без которого его никогда в жизни никто не признает.

Когда Купидон появлялась подле него – обычно подбегая, чтобы поскорее оказаться рядом – время немедленно начинало идти быстрее. Кажется, энтропия, о которой Прапор как-то слыхал краем уха от Ковальски, имела на них двоих длинный и острый зуб. Все ускорялось, мир размазывался в цветную карусель, и только Купидон он видел отчетливо. Брал ее за руку, и они гуляли по улице, как будто пытаясь обогнать неумолимое время, выиграть фору, вырваться немного вперед. Но никогда эти попытки не оканчивались успехом: обязательным итогом звучал, как похоронный набат, телефонный звонок, и Рудольф – этот вспыльчивый, упрямый и требовательный шеф Купидон – спрашивал, где это она завеялась, тут без нее рушится мир, а перерыв уже целых полторы минуты как кончился. Купидон глядела на спутника извиняющимися огромными глазами, приподымалась на мыски, торопливо чмокала его в щеку и исчезала с такой быстротой, словно ее изображение просто выключали.