Штормовое предупреждение (СИ)

-Математик, – Ева выплюнула это слово, как ругательство. – Знаешь, Адам, если кто-нибудь тебя когда-нибудь и убьет — это, наверное, буду я. Я тебе уже говорила, что ты невыносим? Так вот, я повторюсь. Конечно, в Рождество положено обмениваться совсем другими словами, но ты сам виноват.

-Я понимаю это, – согласно кивнул ей собеседник. – Твое желание оторвать мне голову за отсутствие, по сути, и убеждает меня в том, что ты действительно обо мне волнуешься.

-Я прямо вижу наше счастливое совместное будущее, – Ева снова фыркнула, но было видно, что гнев ее слабеет с каждой минутой. – Захотела я сказать, какой ты милый, двинула по почкам, и все всё поняли…

-Ты никогда, я думаю, так не поступишь.

-Считаешь, твои почки в безопасности?

-Я про то, что ты не зовешь меня милым. То есть, ты никогда не звала, поэтому я думаю, ты меня им не считаешь. Не вижу причин, чтобы ты вдруг начала.

Ева сощурилась и вдруг принялась его осматривать, как будто выискивая малозаметное пятнышко или торчащую нитку. Или незакрепленную стропу парашюта.

-В тебе что-то изменилось, – наконец, произнесла она. Ковальски молча ждал, пока она завершит мысль. Ева машинально размешивала в бумажном стаканчике свой кофе. Делала это так вдумчиво и сосредоточенно, словно это было очень ответственным заданием. Закончив с ним, аналитик «Северного ветра» постучала, стряхивая капли, пластиковой палочкой о край стакана – как дирижер перед началом концерта, привлекая внимание оркестрантов.

-И это вряд ли последствия вашей развеселой отрядной пьянки, – продолжала вслух рассуждать она. – Ты выглядишь таким… – все еще не сводя с Ковальски взгляда, она описала кончиком своей палочки неторопливый круг — Таким… полным, что ли. Ну, законченным. Не знаю, как это сказать нормально. Будто тебе все чего-то не хватало, а теперь оно у тебя есть.

Ковальски только головой покачал. Эфемерное ощущение, будто он теперь в состоянии справиться с чем угодно, показало свою истинную миражную природу. Он по-прежнему не умеет обращаться с эмоциями, и по-прежнему другие люди с легкостью определяют, где собака зарыта. Но теперь – надо отдать должное – его это беспокоит и вполовину не так сильно, как прежде.

-Ты выглядишь… Счастливым, – наконец нашлась Ева, отмечая это обстоятельство с некоторым даже удивлением. Что, впрочем, не было неожиданностью: она действительно вряд ли могла похвастать тем, что видела счастливого Ковальски прежде.

-Примерно так и есть, – подтвердил он.

-Адам?

Он попробовал свой кофе. Слишком много пенки и сахара, хотя — он помнил — сахара ему не клали. Так откуда же этот приторный вкус…

-Адам, ты?..

Он кивнул. Ева в замешательстве двинула своими тонкими хищными бровями и вдруг улыбнулась, коротко и словно украдкой, чтобы никто, кроме него, не успел увидеть. Подведенные помадой цвета фуксии губы растянулись и тут же снова строго подобрались.

-Удачное Рождество, парень? Она…

-Это не она.

Ева будто натолкнулась на невидимую преграду,и даже выронила свою палочку, благо, та упала не на кафельный пол и даже не на столик, а обратно в стакан. На ее лице отразилось, как она спешно перебирает имеющиеся у нее данные и не может понять, где допустила ошибку.

-Мы об одном и том же говорим? – осторожно уточнила она наконец.

-Думаю, да, – Ковальски выдержал ее взгляд прямо. Ему еще предстоит не один такой разговор, и если он не может с Евой прийти к консенсусу, то об остальных будет и говорить нечего.

-Ты вполне счастлив, – продолжала меж тем уточнять его закадычная товарка, – и причина этому не она, то есть не Дорис?

-Так и есть.

-А… Кто же тогда?.. – Ева очевидно была растеряна. По всей вероятности, природа любит равновесие – не то чтобы он прежде никогда не видел растерянной Евы, но это все же было достаточно редким зрелищем, чтобы он не отказался обновить впечатления. И чтобы уравнять их между собой: до того Ева с таким же интересом изучала счастливого его.

Все же, несмотря на тесное их дружеское общение, прямо на глазах теперь всплывает, что на деле они не так уж много знают друг о друге. Не знают, как другой человек выглядит, когда обескуражен или пребывает в эйфории, например. И это в отличие от ситуации экстренной, с перестрелками, погонями, рукопашной и прочими сюрпризами их профессии. В таких-то случаях Ковальски бы знал, чего ждать от Евы, и сама Ева знала, что способен отколоть он. Но вот в подобных, простых и жизненных…

Ева продолжала сверлить его взглядом, и в этом взгляде у нее лейтенант не обнаружил ревности, зато там сполна было любопытства и беспокойства. Он обратил внимание, как нетерпеливо — и знакомо-хищно — перебирает Ева пальцами по скатерти, выстукивая неведомый ритм ногтями.

-Ну! – поторопила она. – Выкладывай, не томи! Видел, что домохозяйки вытворяют, когда задерживают следующую серию их любимого сериала?

Он поневоле улыбнулся, вообразив себе строгую, собранную и целеустремленную, как кумулятивный снаряд, аналитика «Северного ветра» в образе домохозяйки.

-Это Рико, – произнес он.

Ева закашлялась. Он перегнулся через стол и похлопал ее по спине.