Штормовое предупреждение (СИ)

-Знаешь, Адам... Я думаю это лучше, чем те романтические истории, про которые пишут романы. Ваша, она такая… Ну, настоящая. Когда есть герой и героиня, и у них какие-то приключения вместе… Лично меня это всегда раздражало.

-Серьезно?

-Если ты сейчас добавишь «ты же девушка», я заеду тебе в челюсть, Адам.

-Я не стану.

-Вот за это я тебя и люблю. Я серьезно, потому что, когда на сцене появляются он и она, ты волей-неволей начинаешь думать о них, как о паре. Даже если автор напрямую к этому не выводит, это все равно будто бы подразумевается. Потому что это инстинкт — искать себе пару, заводить потомство… Ну а когда герои одного пола, таких мыслей не возникает. Ты думаешь об истории. На их поступки не накладывается эта тень романтического подтекста. Они делают друг для друга что-то потому, что хотят делать, а не потому, что хотят понравиться. Так что я рада за тебя, Адам. С Рождеством тебя.

-И тебя с Рождеством, Ева. И тебя.

====== Часть 27 ======

Марлин снилось, что ее родители опять спорят о том, куда она должна будет пойти после школы. В свое время эта проблема причиняла ей настоящее беспокойство, потому что ни один из предлагаемых вариантов ей совершенно не нравился. Впрочем, и тот, к которому лежала душа у нее самой, ей тоже не достался: она всегда хотела приобщиться к миру искусства. Чтобы там были огни, музыка, рукотворный праздник… Но ее родители считали, что этим не заработаешь. Эх, не видели-то они Джулиана… Хотя может, это и к лучшему. Мало кто способен познакомиться с Джулианом поближе и сохранить светлые чувства к миру шоу-бизнеса.

Она натянула на уши подушку, но два недовольных голоса продолжали проникать и сквозь эту преграду, достигая ее слуха. Не могли они что ли выбрать день, не входящий в рождественские праздники?.. В этот период семья должна держаться вместе, а не выяснять, кто из них больше не прав…

-Ты что себе думаешь?! Нет, я тебя спрашиваю?!

-Почему же нет. Я нахожу это вполне разумным.

-Разумным! Мне еще о разуме расскажи, о да!

Марлин попробовала прижать к себе подушку ближе, но и это не помогло, и, к тому же, стало трудно дышать. Очевидно сейчас придется вылезти из-под одеяла, отыскать под кроватью тапочки в виде собачек и шлепать на кухню, вклиниваться в этот бедлам и сказать им обоим, что она не любит ни счетоводство, ни поезда, а любит испанскую гитару…

-Никакого! Чертова! Блоухола!

Так, а вот это уже интересно. Блоухол в разборках ее родителей прежде участия не принимал. Тут же Марлин вспомнила, что она давно уже покончила со всеми учебными хлопотами, а ее тапочки в виде собачек много лет как почили на свалке. Тем не менее, шум заставил ее подняться, одеться, набросить на плечи плед и спуститься вниз, волоча его еще на полметра за собой.

Первым лицом, впрочем, которое она увидела, переступив порог новоявленного ринга, был не кто-то из участников спора, а Дорис. Вид у нее был скорее ошарашенный, нежели расстроенный, из чего Марлин тут же сделала вывод, что в споре больше шуму, чем злости. Хотя, если взглянуть на Шкипера, этого было и не сказать. Он ходил из угла в угол, заложив руки за спину, – ни дать, ни взять дикий зверь, недавно запертый в клетке, и поглядывал на собравшихся исподлобья. Будто пересчитывал, все ли они здесь, или кто-то улизнул, стоило ему отвернуться. Его лейтенант устроился в кресле, закинув ногу на ногу, и методично чистил мандарины, один за другим складывая их в горку на блюде, на манер ядер возле пушки — Марлин видала подобные композиции в каждом музее, на экспозициях про войну за независимость. В пакете возле Ковальски громоздился уже целый курган оранжевой кожуры. Дорис заняла место на диване — чтобы обоих спорщиков видеть одновременно — а рядом с ней торчал ее бедовый братец. “Полтора лица”, – подумала Марлин и сглотнула. Два таких похожих человека, в одинаково вытертых джинсах и одинакового синего цвета свитерах…

-Я действительно считаю это оптимальным выходом из создавшейся ситуации, – заканчивал видимо начатую ранее мысль военный хирург. – С добрым утром, Марлин. И я держусь мнения, что твое упрямство противоречит твоим собственным словам.

-Я говорил это и в прошлом году, Ковальски!

-Брось. Мне тридцать два, но эта шутка явно старше. Что тебя так раздражает?

-Что? Ты спрашиваешь — что?! – Шкипер бушевал, закипая с каждой минутой все сильнее. – Чертов гребаный доктор-я-разнесу-мир-по-щепочке-Блоухол, которого ты собираешься притащить на нашу базу, – вот что!

-Если он будет находиться с нами, ему будет намного проще социализироваться, – его лейтенант отправил очередной солнечно-оранжевый плод в горку. – И он будет под нашим неусыпным наблюдением. Все, как ты и хотел.

-Как ты только до этого додумался…

-Ну, как обычно у меня это бывает: занимался своим делом, и тут вдруг это пришло мне на ум… – казалось, собеседник не уловил сарказма. – Мы обсудили мою идею с Дорис, и она не против. Правда же?

Дорис закивала.

-Как вы мило пытаетесь меня спихнуть друг другу!.. – фыркнул ее брат, но поворчать как положено ему не дали.