Штормовое предупреждение (СИ)

И вот, теперь, Прапору она снилась, и вместе с тем молодой человек осознавал, что происходящее – это сон, и очень надеялся, что сон этот останется светлым.

Прапор боялся за Купидон. Каждый раз сталкиваясь с новой опасностью, он думал, что и она могла бы столкнуться с чем-то подобным, потому что и ее носит из-за специфики работы по всему свету – точно, как и их отряд. Благодаря этому-то, надо признать, они и встретились. Купидон даже упоминала как-то, что подруги ее дразнили: вот дескать, работкой наградили небеса, как тут познакомиться с кем-то интересным…

Работа их отряда каждый раз доказывала ему, что мир – достаточно опасное место, и невозможно находиться в безопасности даже у себя дома, лежа в собственной кровати. Так что лучше не прятаться под одеялом, а встретить неприятности еще на подходе, пока они не успели занять внушительную площадь твоей жизни. В этом случае есть шанс задавить проблему в самом зародыше (хотя этот словесный оборот Прапора коробил – он совершенно не желал причинять вред каким угодно зародышам). Он просто опасался, что с дорогим ему человеком что-нибудь произойдет, что-то такое, с чем она не будет знать, что делать, или с чем ей просто не повезет. Он очень хорошо понимал, в чем разница между Купидон и той же Киткой или Евой, и какая огромная пропасть лежит между ними. Более того – и Купидон это понимала хорошо, хотя Еву она видела только один раз да и то случайно: во время их очередной прогулки ей понравился маленький католический храм, как будто перенесенный на улицы Нью-Йорка с площади Праги или Кракова – темный, похожий на старую деревянную игрушку, совершенно чуждый бетонным коробкам современных домов, окружавших его, закрытый от всех, мрачный, таинственный, спрятавшийся за кованой оградой, как за строем пикинёров… И все же, красивый – той чуждой, экзотической красотой старины, которую не подделать никакой искусной имитацией. Они заглянули, хотя внутри шла служба, и… Патер? Ксенз? Как называется священнослужитель в таких местах?.. Одним словом, человек в черной хламиде, стоящий за кафедрой, читал нараспев на незнакомом им языке из толстой, металлом окованной книги. Скамьи были заполнены примерно наполовину, вразброс. Купидон оробела перед всеми этими людьми в темной одежде и высокими сводами, стрельчатыми окнами – сделала шажок в сторону ближайшей квадратной опоры для хоров, прячась за нее, будто чувствуя, как неуместен тут ее вид и самое присутствие. Прапор же быстрым, профессиональным взглядом окинул помещение. Простреливаемость, места для укрытия, пути отступления в случае чего… И вдруг глаз его зацепился за знакомый силуэт. Присмотревшись, он безошибочно опознал короткостриженый светлый затылок и немедленно же понял, кому принадлежит вторая голова – человека, сидящего справа. Как раз в эту минуту Ева повернулась, показав им свой профиль, и что-то тихо произнесла Ковальски на ухо, а тот кивнул, не отрывая взгляда от какой-то точки, расположенной бесконечно далеко впереди себя. Получив ответ, Ева снова обратила все внимание на чтеца, и – Прапор не сомневался – глядела на него так же испытующе и пронизывающе, как и в тот день, когда их жизненные пути пересеклись впервые. Ева на все так глядела, все подвергала строгой оценке и безжалостному анализу. Она была похожа на хорошо ограненный брильянт, который используют не в ювелирном деле, для бессмысленного блеска, а в точной промышленности. В каждом ее движении, в каждом жесте была соизмеримость, уверенное знание и сдержанная сила. Купидон ничем этим похвастать не могла. Она не служила в силовом подразделении, она не умела за себя постоять, и эта ее полная непричастность к миру насилия и жестокости, с которым Прапор должен был иметь дело по работе, эта ее словно незапятнанность составляла немалую долю очарования Купидон. Она была сущим олицетворением счастливой жизни за пределами необходимости носить всегда при себе оружие. И именно в ее присутствии Прапор отчетливо-остро осознавал, насколько это оружие при себе ему необходимо – потому что таких людей, как она, надо оберегать.

И теперь, когда у них случились – в кои-то веки – настоящие каникулы, похожие, судя по описанию Шкипера, на пир во время чумы, потому что предыдущую миссию они позорно провалили, а новой пока не наклевывалось – теперь Прапор видел во сне Купидон почти каждую ночь. Потому что миссии там или нет, но их каникулы создали ощущение, как будто они такие же, как другая публика, и на недолгое время мир, которому отряд коммандос принадлежал, отпустил их. Они вытащили счастливый билет.