-Это же банджо, – наконец, сообразил Джулиан, чуть нахмурившись: он определенно не понимал, почему из-за какого-то паршивого банджо столько шуму, да еще и с утра пораньше. На его высокохудожественный вкус инструмент был так себе – поорать песен вокруг костра, распугивая живность и туристов, и больше ни для чего.
Это и правда было банджо, и Прапор то перехватывал его за гриф, то поперек деки, все норовя примостить как-то поудобнее.
-И довольно старое, – с неожиданным знанием дела отметил Ковальски, сдвинув очки на кончик носа, а потом обратно наведя фокус. – Годов эдак тридцатых. Струны из кетгута.
Он аккуратно вытащил инструмент из хватки товарища – тот отдал не сопротивляясь, да и по траектории движения было ясно, кому он несет это ветхое сокровище. Ковальски примостил банджо на колене, зажал пальцами струны, но пока не перебирал их, будто прислушиваясь к чему-то, слышному ему одному.
-Ты что, играешь? – подала голос Марлин, которая бы в последнюю очередь заподозрила такого человека, как Ковальски, в склонности к музицированию. Ее вопрос будто вывел его из оцепенения – лейтенант бросил на нее косой взгляд, словно проверял, не увидела ли Марлин чего-то лишнего, и перехватил инструмент поудобнее. Как если бы опасался, что его заподозрят в слишком трепетном к бессловесному предмету отношении, и стремился показать свою в оном исключительно утилитарную заинтересованность.
-Играет, – ответил за него Джулиан. – Если это так назвать можно.
-Не вредничай, – велела ему Марлин. – Не то оставлю без десерта.
Ковальски не вытерпел и тронул одну струну. Та отозвалась звуком, который умеют издавать только банджо, и более никакие инструменты на свете. Банджо – младший бедный родственник в семействе струнных, ему всегда предпочитают гитары или, на худой конец, мандолины, а банджо – это как будто что-то совершенно несерьезное, скорее игрушка, чем музыкальный полноправный инструмент… На звук отреагировал Рико. Если до того шум в комнате не привлекал его внимания – он как перебирал детали разобранного блендера, проверяя каждую, так и продолжал перебирать – то заслышав голос струны, чутко поднял голову.
-Нет, – сказал ему Ковальски, не оборачиваясь. – Тут не время и не место.
Рико недовольно заворчал.
-Нам тебя теперь что, уговаривать?.. – заинтересовался Блоухол, до того наблюдавший за этой сценой безмолвно. Он сидел у окна с книгой, позаимствованной из библиотеки тетушки Розы, и по его лицу сложно было понять, нравится ему чтиво или нет.
-Зачем? – искренне удивился Ковальски. – Я просто считаю, что сейчас неподходящий момент.
Блоухол закрыл книгу, заложив страницу пальцем, и опустил руки на колени, не сводя глаз с собеседника.
-Вот мне интересно, – произнес он, – ты правда всех вокруг считаешь глупее себя, или это только так кажется?.. Твое заявление элементарно нелогично. Если ваш младшенький, – он произнес эти слова с таким выражением, будто Прапор был ребенком в их семье, – прискакал к тебе с этой допотопной рухлядью, уж верно, он знал, кому что несет. И рассчитывал, что ты этому обрадуешься и, не отходя от кассы, исполнишь девятую симфонию Бетховена…
-На банджо? – с каменным лицом уточнил Ковальски. Блоухол улыбнулся ему, так, что в уголках губ залегли полукруги.
-А что, тебе слабо? – с притворным удивлением изумился он. – Как же так…
-Что это вы тут спорите, мальчики?.. – в гостиную заглянула Дорис. – Френсис, ты хорошо себя ведешь?
-Лучше не бывает, – немедленно заверил ее брат. – Вот Ковальски мне соврать не даст: сижу и обсуждаю с ним высокое искусство…
Дорис проследила за его жестом – Блоухол кивнул на недавнего оппонента в споре – и закономерно узрела злополучный инструмент в руках лейтенанта. Тот попытался было от улики быстро избавиться, отложив банджо в сторону, но зацепил грифом диванную подушку и едва не уронил Прапорову находку на пол.
-О, у нас будет вечер самодеятельности? Френсис, ты ищешь, кто будет тебе аккомпанировать?
-Конечно, – не моргнув глазом, отозвался тот. – Не беспокойся, совместными усилиями мы этого упрямца уболтаем.
По лицу «упрямца» было предельно ясно, что с куда большей охотой он разбил бы несчастный инструмент об голову непрошеного доброхота. Он, совершенно очевидно, не мог определить, какую цель преследует Блоухол, и это лейтенанта раздражало. Ему страстно хотелось высказать все, что он об этом думает, однако присутствие Дорис как ни что другое предотвращало подобный исход. Пока они находились в пределах ее видимости и слышимости, Блоухолу ничего не угрожало.
Прапор, все это время переводивший взгляд то на одного говорящего, то на другого и сохранявший на лице выражение сдержанного недоумения, наконец, высказался:
-Вообще-то я просто нашел эту штуку на чердаке, – он похлопал себя по рукаву, как бы стряхивая многолетнюю пыль. – И подумал: может, она еще рабочая… Расстроенная, наверно, но это ведь дело поправимое, разве нет?.. – поймав взгляд старшего товарища он замешкался. – Я что-то не то сделал?.. – уточнил он наконец.
-Все в порядке, Прапор.