За окном послышался шум автомобильного мотора – кто-то проехал мимо дома, и это вывело Марлин из задумчивости. Она открыла глаза и торопливо проверила, не заметил ли кто-нибудь ее состояния. Но до нее никому не было дела. Как, впрочем, и до кого-либо еще: Блоухол снова отгородился от них книгой – с ее места стало видно, что он читает «Грозовой перевал» (видимо, ничего интереснее в тетушкином шкафу для него не нашлось), Рико полностью захвачен своей медитацией под музыку, а Дорис, кажется, вежливо ждет возможности уйти. Марлин не знала, о чем та думала, но Дорис не жила с этими людьми забор в забор на протяжении полутора лет, и, скорее всего, ей в голову не пришло то же, что пришло Марлин. Дорис хорошо относилась к ним всем. Она хорошо относилась к Ковальски. Но не более того. Дорис надеялась, что рано или поздно это все успокоится и уляжется, отношения станут ровными и дружественными, одинаково комфортными для всех. И то, что они таковыми не становились, ее не то, чтобы нервировало или напрягало, но вызывало беспокойство. Она предпочитала не быть там же, где Ковальски что-то поет, чтобы не ухудшить ситуацию.
Марлин поймала себя на том, что не отследила, когда песня перестала звучать словами и осталась только музыкой – да еще мурлыканьем Рико, которому плевать было, кто там что думает на этот счет. Ковальски бы может уже и закончил, но у него рука не поднималась обломать товарищу этот кайф – и он продолжал играть, пока Рико довольно урчал.
Конец этому положил резкий, пронзительный звук звонка скайпа – он ворвался в комнату, располосовав время на «до» и «после», и мигом убил всю магию. Мурлыканье Рико закончилось яростным взрыкиванием, а Ковальски моментально позабыл про струны и придвинул к себе стоявший тут же на столе портативный ноутбук, выглядящий так, будто им копали траншеи, а потом забивали гвозди, и принял звонок.
-Я не один, – сообщил он вместо приветствия. Ему не ответили, и обсуждение завязалось в письменном виде – пулеметно застрочила клавиатура. Марлин решила, что, пожалуй, Ковальски должен быть благодарен звонившему, кто бы тот ни был – теперь у него был повод не продолжать корпеть над банджо. Он всем своим видом показывал, что у него есть дело, и его нельзя отвлекать. Рико разочаровано хмыкнул, подтянулся на локтях и подцепил банджо за гриф. Зацапал, взял в руки, будто ребенка, осторожно, стараясь ничего не повредить, и прижался к грифу изуродованной шрамом щекой. Марлин подумала, что наверняка ее тетушка даже не заметит исчезновения этого старого банджо – если оно так долго пылилось на чердаке – и можно не призывать этого дикаря к порядку и не требовать от него разжать хватку и выпустить добычу. Рико обращался с музыкальным инструментом, как с живым существом, и определенно намеревался продолжать в том же духе. Это чудесное создание говорило на понятном ему языке, касалось напрямую чувств, не требовало владения словами и было одного с ним, Рико, племени.
-Не вздумай, – строго велел ему Шкипер, обратив за обедом внимание на то, что подрывник так и не выпустил банджо из рук. – Здесь женщины и дети!
Марлин так и не узнала, что же именно Рико не должен был вздумать, потому что он внял приказу и не стал.
Днем опять пошел снег. Да что там пошел – повалил, сплошной белой пеленой закрыв окна и снова отрезав дом от прочего мира. Спутниковая тарелка на крыше в очередной раз оказалась побеждена погодными условиями: телевизор отказывался сотрудничать. Джулиан заявил, что наступил конец света, а раз так,то он будет спать, пока этот кошмар не прекратится. Где это видано: столько снега в их краях? Что эти небеса себе думают вообще?
Марлин долго размышляла, чем бы таким заняться, когда внезапно ее из задумчивости вывели голоса:
-Вот здесь!
В поле зрения попал Шкипер, который, прошагав пару метров, ткнул в пол пальцем, как пират обнаруживший место, где согласно его карте, зарыт клад. – Давайте.
-Уверяю тебя, это излишне.
-Тебя вообще никто не спрашивает.
- В этом нет никакой логической необходимости в данный момент.
-Тебя все еще никто не спрашивает. Рико, фас.
Марлин еще успела обернуться, чтобы краем глаза увидеть подсечку, после которой подрывник сграбастал не ожидавшего от него такого коварства сослуживца в охапку и, пока тот не восстановил статус-кво, буквально протащил те самые пройденные командиром два метра, после чего практически уронил свою ношу на ковер. И, опять же выигрывая инициативу у более медлительного товарища, придавил коленом, обернувшись через плечо на Шкипера – мол, дальше-то что?
-Должен заметить, – как оказалось, и в столь прискорбном положении Ковальски оставался в состоянии язвить, – что это мероприятие ни в коем случае не согласуется с представлениями Министерства Здравоохранения о долженствующем…
-На его счету десять часов за монитором, Рико, – не дослушал этот пассаж командир. – Ты знаешь, что делать.
Очевидно, Рико знал, потому что настойчиво, хоть и аккуратно, без лишней резкости, придавил приподнявшегося было товарища обратно к ковру и устроился на нем сверху.