Штормовое предупреждение (СИ)

-Ой, он смущается, какая прелесть, – Блоухол негромко захлопал в ладоши, но тут же перешел на более серьезный тон. – Не понимаю, чего ты ворчишь.

Ковальски раздраженно перехватил банджо за гриф, стиснув его с такой силой, что струны жалобно загудели. Кажется, он пришел к выводу, что проще сделать, чем пояснять, почему ему не хочется. Прежде, чем Блоухол успел добавить еще какое-нибудь замечание, его оппонент взял пару аккордов, прислушиваясь к звучанию инструмента и очевидно найдя его удовлетворительным, заиграл.

Рико бросил свое занятие и придвинулся ближе – если точнее, то просто растянулся на диване на животе, чтобы быть поближе к источнику звука. Он склонил голову к плечу, вслушиваясь – кажется, был бы не против и просто прильнуть ухом к деке, если бы кто-то его подпустил – и хрипло, мелодично замурлыкал, узнав мотив.

Марлин украдкой покосилась на дверной проем, в котором все еще маячила Дорис – будто ростовой портрет в раме. Хотя ее голубой свитер домашней вязки и джинсы совсем не подходили для того, чтобы быть запечатленными на холсте. Марлин думала о том, что эта неуловимо-знакомая, но все же не дающая ей покоя окончательно песня наверняка обращена к Дорис, что иначе и быть не может. Что все присутствующие в курсе расстановки сил – господи, вот ведь до чего заразительная у Шкипера манера выражать свои мысли!.. – то есть в курсе отношений между этими людьми. Что песни – это универсальный язык без слов и проверенная возможность сказать, не говоря, и назвать, не именуя. И поэтому, когда зазвучали слова, она на миг опешила, пытаясь соотнести услышанное со своими мыслями, потом – удивилась, как не признала песню сразу.

Марлин не любила присутствовать при том, как кто-то исполняет вещи на публику. Читает стихи, поет или играет – это всегда предполагает какую-то ответную реакцию, хотя бы и из вежливости. Марлин вообще недолюбливала дилетантов, полагая, что если человек в какой-то области преуспел, ему не нужны твои заверения в том, как хорошо у него выходит, а если не преуспел, то и заверять его нечего. А Ковальски в музыке определенно являлся дилетантом, подбиравшим мелодию на слух. Если бы не слова песни, не исключено, что Марлин бы так и не узнала ее. Но в тишине гостиной глухой и маловыразительный голос тихо повествовал о перипетиях, случившихся не то на самом деле, не то в его сне, когда ему не повезло побывать в отеле «Калифорния». Отель «Калифорния» – это самое последнее, что стоило бы исполнять для девушки, которой хочешь понравиться – таково было мнение Марлин. Впрочем, она не претендовала на то, чтобы ее позиция считалась единственно верной. В конце концов, о вкусах не спорят. Она вот вообще всем прочим инструментам предпочитала испанскую гитару, так что будь даже Ковальски виртуозом игры на банджо, она, Марлин, бы вряд ли это оценила.

Тем часом тот добрался до второго куплета, и Рико, покачивавший головой в такт музыке, словно безмолвный свидетель, подтверждающий каждое сказанное слово, повысил голос, урча в такт и, очевидно, исполняя партию бэк-вокала. Слов в его пении было не разобрать – он просто плыл по течению музыки, добавляя свой голос к чужому. У него был слух, и он хорошо чувствовал мелодию, но не имел возможности петь, как поют все. Марлин слышала, как он напевает себе под нос, когда увлечен каким-то приятным делом – выходило душевно, но сипло, надтреснуто, как будто с его горлом когда-то случилась непоправимая беда, и оно больше не было способно издавать нормальные звуки…

А потом Марлин поглядела на Прапора, и вдруг ее осенило. Они все – и Ковальски, и Рико, и этот паренек – все слышали в словах этой песни что-то такое, чего не слышали остальные. Для них там был какой-то подтекст, недоступный прочим. Она бы не догадалась, если бы Прапор не обладал таким честным и выразительным лицом. И Ковальски не о Дорис думал – как бы это странно ни звучало – а о том, что у него в руках кусок дерева со струнами, из которого на белый свет можно извлечь нечто, без чего они все обходились так долго, напомнить им об этом, снова пережить…

Марлин закрыла глаза, попытавшись абстрагироваться от их лиц, и проникнуть по ту сторону слов. Голос под перебор струн печально сообщал, что они все узники здесь, и вложил в эту строчку, наверное, больше, чем во всю песню вместе взятую.

Они все узники здесь. Вот оно что. Впрочем, в песне герою эти слова сказала девушка, и кто знает, может каждый из них как-то по-своему это понимает… И уж наверняка каждому это говорит другая девушка, не та же самая, что у товарища.