Штормовое предупреждение (СИ)

Ковальски меланхолично поглядел на Марлин бесконечно усталым взглядом.

-Да, – с каким-то скрытым значением произнес он. – Как с Манфреди и Джонсоном.

Марлин почувствовала какой-то подвох в его словах. Что-то такое, как будто и сказанное вслух, но все же не очевидное для нее, слушателя. Ответ в сугубо номинальном смысле этого слова.

-Что там все же с ними за история вышла, – спросила она, поджимая губы, недовольная этими недомолвками. – То есть, я хочу сказать, вы их упоминаете, но всегда в связи с разными событиями. Мне уже начинает казаться, их никогда и не было…

Ковальски продолжал глядеть на нее, сохраняя молчание. Марлин решила, что он очень неудобный тип: совершенно не за что зацепиться. Захочешь о таком рассказать – и слов не подберешь: ни жеста, ни выражения на лице, будто она говорит с манекеном.

-Были, – наконец бросил лейтенент, и племянница тети Розы поняла, что большего она от него не добьется.

-Еще какие-нибудь вопросы?

-Да, – раздраженно отозвалась она, чувствуя непреодолимое желание как-то уязвить собеседника. – Почему твой шарф выглядит страшнее атомной войны?

Шарф не давал ей покоя. Он, как не совпадающая с прочими деталь головоломки, никак не вписывался в общую картину. Лейтенант машинально поправил злополучный предмет одежды, но ответил так же ровно:

-Он выглядит, как выглядела бы на его месте любая вещь, которую используют с сорок третьего года. Не вижу ничего странного.

-По-моему, носить допотопный шарф – это само по себе странно.

-Мне удариться в теоретизацию и рассуждения о природе и границах странности, или и так будет понятно, что мне, по большому счету, все равно?

-Когда меня спросит группа геодезистов, где тут поблизости месторождения сарказма, я дам им твой телефон.

-Это комплимент?

-Нет. Это выражение моего недовольства тем фактом, что ты уходишь от ответа.

-Мне казалось, я ответил на все, что тебя интересовало. Ева мой близкий друг, я не обманываю Дорис, я предпочитаю, чтобы меня звали по фамилии, мой шарф – мое личное дело.

Марлин почувствовала, что губы против ее воли растягиваются в улыбку. Личное дело. Ну надо же. Не отношения с другим полом, не персональные данные – нет, лично дело – это старый непрезентабельный шарф. Вот в этом весь Ковальски.

Она безучастно наблюдала, как подход к дому становится расчищенным, и следила лучом фонарика за тем, как удлиняется – подобно змейке из старой игры на телефоне – дорожка.

Ковальски же окончательно замолчал, погрузился в свои мысли, отгородившись от внешнего мира их невидимой стеной.

Саванна. На многие мили вокруг – поля желтой травы, деревья, чьи стволы перекручены и кроны будто нарисованы горизонтальными мазками кисти на холсте желтого неба. Желтоватая вода. Засушливые глинистые пустоши розоватой терракоты. Сухой шелест высоких пустотелых трав.

Самолет – то, что от него осталось – лежит, завалившись на бок, выставив бесстыдно на обозрение свое нутро, проглядывающее за погнутыми стальными ребрами. Те идут кольцами, и при определенной фантазии можно найти их похожими на Звездные врата из кино. Но у Ковальски с фантазией туго. Его больше интересует, как заставить этот труп снова подняться в небо и донести их до какой-никакой цивилизации. Он в принципе представляет, что надо делать, и даже где взять топливо, но непочатый край работы его беспокоит.

В первый день их приземления – назовем это приземлением – вокруг была такая тишина, что было слышно, как урчит у кого-то в пустом желудке. Но очень быстро все здесь свыклось с этой новой деталью местности, и цикады снова завели свои нескончаемые, особенно оглушительные по ночам, песни, а птицы безбоязненно садились на обшивку и клевали жуков.