Штормовое предупреждение (СИ)

Они разбили бивак, собрав импровизированную палатку из обструганных кольев, пары парашютов, свороченных пассажирских сидений и брезента. Москиты заедали насмерть. Постоянно хотелось пить. В первые же два часа он обгорел на солнце так, что спал сидя – лечь было свыше его сил. Дело шло ни шатко, ни валко – Шкипер додумался привлечь на черновую работу местных, технически необразованных, но сметливых и ловких, смуглых ребят, передаточным звеном с которыми служил Мейсон. Что правда, периодически его швыряло между двумя крайностями – бременем «белого человека» и истинно-кинговским стремлением ко всеобщему равноправию. До драки дело не доходило, но каждую неделю проходили очень ожесточенные переговоры. Шкипер терпел это, сцепив зубы – он привык к четкой военной дисциплине, и такой разброд и шатание выводили его чрезвычайно. Наверное, и вывели бы окончательно, если бы не Долли. Она никогда не говорила ни слова – Ковальски вообще не был уверен в том, что Долли умеет говорить – только кивала или качала головой. И улыбалась. Эта улыбка действовала на Шкипера, как доза успокоительного – он глубоко вдыхал, выдыхал и принимался в десятый раз за одно и то же. Она не спала в их собранной на скорую руку палатке. И Шкипер там тоже не спал. Где они пропадали, лейтенант не знал и узнавать не собирался – это их дело, если уж на то пошло. Вряд ли Шкипер увлечется настолько, что пропустит что-нибудь важное, вроде охотящегося хищника неподалеку. Впрочем, если это и случится – что ж, на одного льва с контузией станет больше, вряд ли командир промахнется, а чтоб убить наповал калибр маловат… Статистика утверждала, что куда больше, чем львы, показатель смертности тут нагоняют гиппопотамы, но Ковальски надеялся, что командир не поведет свою даму на свидание в болото. Остальное можно пережить.

Они обнесли охотничий лагерь каких-то выехавших поразвлечься идиотов. Угнали автомобиль. Разнесли плотину. А вообще, по большому счету, они тут отдыхали. Не было опасных для жизни миссий, не было перестрелок, не было слежки – не было всего того, к чему они привыкли. К чему привык лично он. Целыми днями он торчал под навесом с чертежами, а с наступлением сумерек лез копаться в механической начинке самолета, понимая, что если он его не починит – то никто здесь не починит. Это вселяло чувство гордости. Он ощущал свою ответственность за этих людей. Даже за Шкипера – хотя казалось бы уж за кого-кого… Он методично, во много подходов, реанимировал «стальную птицу», и ему как могли помогали те, кто тоже хотел вырваться из этой африканской идиллии. Впрочем, прок был разве что от Рико – у него всегда руки росли, откуда надо, он умел обращаться с техникой, и та его слушалась – вне зависимости от того, было такое функционирование запланировано в ее инструкции по использованию или нет. Прапор старался, как мог, но больше мешался под ногами. Ковальски сгружал на него всю уборку, но без особого энтузиазма отвечал на ежедневный вопрос: «А чем я могу помочь?». То, что он накрутил в чертежах, мало походило на нормальный самолет – однако в свое оправдание Ковальски мог бы сказать, что у него ничего не похоже при сборке на что-то нормальное. Он использует подручные материалы и выкручивается, как может.

Под конец работы Рико изобразил на носу воздушного судна оскаленную акулью морду, чем привел в восторг местных, и в ужас – впечатлительного Прапора, который в свое время раза четыре начинал смотреть «Челюсти» и бросал на середине.

Это чудовище, собранное из чего попало, было поднято в воздух, и оно полетело. Ковальски надеялся никогда не узнать, что думали те, кому случалось увидеть этот полет из иллюминатора нормального самолета. На их месте он бы ругался и крестился.

Самолет вывез их из Африки. С частыми посадками, с техническими остановками, с ремонтом, с дозаправками, они дотащились до Европы, едва не рухнув в Дарданеллы по дороге. Ковальски лучше всего запомнил их первую посадку для заправки – теперь им не нужно было пускаться на кражу или грабеж, и можно было испробовать совершенно новый опыт в области рыночных отношений – честную куплю-продажу. Африка подарила им не только опаленную до капилляров кожу, аллергию и расчесанные до кости волдыри, но и богатство. Они наткнулись на золотую жилу случайно, когда копали колодец. А теперь понемногу конвертировали этот золотой запас в местную наличность, а уже за нее залили полный бак. Он помнил глаза заправщиков – круглые, как блюдца, казавшиеся нарисованными на их смуглых лицах. Они никогда не видели столько денег за один раз.

Они со Шкипером прикинули общую сумму их выручки за эту кампанию и осознали, что вполне могли бы купить самолет. Такая перспектива – иметь в распоряжении что-то иное, а не это, собранное, как у Франкенштейна, из остатков других транспортных средств, чудовище – его привлекала. Но они сначала приобрели внедорожник, сменили всю амуницию, пополнили боезапас, сняли номер в отеле – такой, который даже не мечтали когда-нибудь себе позволить – и отложили вопрос самолета на неопределенный срок. Зря.