Штормовое предупреждение (СИ)

-Да все ты думал, но в другом ключе. Ты думал, что они должны ценить тебя за это. И иногда они правда ценят. Твой шеф, например, ценит, когда это помогает в работе. Но нормальные, — она выделила это слово интонацией, — нормальные люди на это плевать хотели. Это не их дело, понимаешь? И они...Я расстроила тебя? У тебя лицо такое…

-Я не могу просто повернуть тумблер и перестать чувствовать к ней то, что я чувствую, – отозвался лейтенант. – И я не могу перестать быть собой. Есть разница между понятиями «работы над собой» и «изменением себя», и я не могу перестать быть тем, кто я есть. Даже если откажусь от всего, чем я занимаюсь. Как бы пингвин не хотел научится летать, он не полетит. Но я все равно тебе благодарен за то, что ты говоришь об этом со мной. Вижу, ты много над всем этим думала…

-Ты мой друг. Ты помогал мне в тех ситуациях, когда я сама себе помочь не могла. Теперь я стараюсь помочь тебе. Может, это и выглядит, как пинки по почкам, но я не умею по-другому.

-Спасибо.

-Наверное, ты единственный человек, который благодарит меня за пинки по почкам, – вздохнула Ева. – Но я же не могу наблюдать спокойно это все, – она привычно подтянула колени к груди и обняла их, сжавшись в тугой комок взведенных натренированных мышц. Пожевав губами — маленьким, пухлым даже, пожалуй, излишне бутоном, она произнесла:

– Понимаешь, мы же все хотим, чтоб нас любили такими, какие мы есть… Ты ведь, если держаться голых фактов, мог бы подстроиться под Дорис и ничуть не хуже, чем тот ее… Гастон Утиный Нос. Но это был бы не настоящий ты, а ты ведь ищешь что-то настоящее.

Ковальски не ответил.

-Поэтому прости, но это вопрос без ответа. Ты не хочешь изменить себя, ты не хочешь изменить ситуацию. Ты просто требуешь от вселенной, чтобы она начала соответствовать твоим запросам. А так не бывает. Не бывает, Адам. Всегда приходится выбирать: или ты хочешь сохранить себя, или другого человека.

-О чем ты думаешь? – спросила Марлин. Оказалось, он молчал уже довольно долго и механически продолжал прясть нить, связующую их островок с прочим миром – тянуть ее через снежное пространство, разрывая гладкое полотно белого снежного покрова.

-О том, о чем до меня думало еще великое множество других людей.

-О смысле жизни?

-О том, что нет места лучше дома, если у тебя есть он, этот дом.

-Считай, что Баум тебя посмертно проклял.

-Нет проблем. Считаю.

-Молодец. А теперь донеси до необразованной меня всю глубину твоей мысли.

Ковальски задумчиво отгреб в сторону небольшое количество снега, ссыпавшегося с вершинки ближайшей кучи. Снег был рассыпчатый, как сахарная пудра, и будто невесомый. Та сверкающая пыль, которая витала вокруг, кажется, и не имела отношения к холмам плотного, слежавшегося снега, высившегося по сторонам. Словно совершенно разные вещества.

-За свою жизнь, как далеко ты была от дома? – спросил он, наконец.

-Ты же знаешь, что я никогда не покидала пределов штата.

-Но примерно? Если в километрах?

Марлин задумалась.

-Не знаю, – наконец, решила она. – Я была на побережье. Сойдет?

-У тебя никогда не возникало чувства, что там, на другом берегу, будет иная жизнь, лучше, чем здесь?

-Нет. Там тоже будут позеленевшие камни и запах рыбы, и бензиновый след на воде за судами. К чему вопрос?

-Когда стоишь на этом берегу, кажется, что счастье – там, дальше, где огромные пространства и свобода. А когда попадаешь туда, осознаешь, что оставил Авалон за спиной.

-Какой Авалон? – нахмурилась Марлин. Лейтенант выпрямился и вонзил в снег острый край лопаты, опершись на нее, будто на посох. Взгляд у него был отчасти сумрачный, но отчасти же и довольный – как и во всякий раз, когда ему представлялась возможность блеснуть знаниями.

-Авалон – мифический остров, представляющий собой нечто наподобие райского сада, – сообщил он, выбрав для пояснений из всей характеристики понятия лишь то, что имело отношение к его недавней метафоре. – А в переводе «Авалон» означает «крепость яблонь». А Нью-Йорк зовут «большим яблоком». Теперь понимаешь?

-Ваша обитель фей, ваша крепость яблонь – небоскребы Нью-Йорка?.. – запоздало сообразила Марлин, никогда не пробовавшая рассматривать родной город с этой точки зрения.

-Мы уходили отсюда потому, что чувствовали себя, как будто за решеткой. Мы вернулись сюда, потому что хотели хоть где-то чувствовать себя своими.

Марлин кивнула. Она никогда не спрашивала, но в общих чертах предполагала – эти люди бросили якорь там, где было проще затеряться в толпе. Но из многих вариантов выбрали именно Нью-Йорк, потому что знали его. Коэльо бы вытер слезу умиления, услыхав такую интерпретацию своего «Алхимика». Все правильно, нет места лучше дома…